Заигрывающие батареи

— Точно. Но кто их знает — дальше может быть и целые. В том лесочке много чего спрятаться может. А объезжать еще и этот — лишняя морока. И далеко и долго. Может быть, я сгоняю аккуратно, гляну? — не очень настойчиво предложил гауптфельдфебель.

— Не стоит, если там Иваны — не с твоим корытцем геройствовать. Так, быть всем на связи, я сам съезжу. Лоб у нас толстый, в случае чего — подам задом, вы прикройте!

Старшина торопливо кивнул, спрыгнул с высокого корпуса.

Через несколько минут командирский танк с тяжеловесной грацией загремел гусеницами по ледяной дорожке. Поравнялись с вражескими машинами. Четырехколесные блошки, разбиты чем-то солидным — вполне возможно пантерами, потому как пробоины явно сквозные и дыры похожи на 7,5 сантиметров. Ну да броня у этих тарантасов убогая — от пуль разве. Проплешины гари, растаявший и снова замерзший лед на дороге, копоть на обочине.

У лейтенанта осталось странное ощущение, что их расстреляли так быстро, что даже экипажи выскочить не успели, во всяком случае трупов не видать рядом. Стал оглядывать лесок и уже в бинокль увидел три приближенные оптикой бледные вспышки. Проваливаясь в люк почувствовал всем телом, что танк содрогнулся от тяжкого удара.

— По нам попали! — рявкнул радист. Без него никто бы не догадался, что произошло!

— Вперед! Огонь! Дистанция восемьсот метров, опушка леса! Беглым!

Танк тяжко ахнул ответным огнем. И еще! И еще! Тонкий звон гильз, выплевываемых из казенника, знакомая тухлая вонь сгоревшего пороха.

Подставив под снаряды толстый лоб, пантера неслась на врага. Приступ бешенства внезапно овладел Поппендиком, он слишком устал бояться, хотелось на ком-то сорвать злость. И если уж не убили первым прицельным явно выстрелом — значит пушки у врага слабые и есть все шансы раздавить и перестрелять их к чертовой матери!

— Лейтенант! Господин лейтенант! Они пускают ракеты по паролю! Это наши! И они перестали стрелять! Господин лейтенант! — завопили на два голоса один за другим водитель и наводчик.

— Отставить огонь! — выговорилось через силу, пришлось напрячься. В ушах звенело.

Танк с треском сломал несколько деревьев, влетев в лесок и встал, как вкопанный.

— Точно. Наши! — выдохнул водитель, увидевший знакомый силуэт знакомого цвета, яростно размахивающий флажком.

— Да чтоб вас вывернуло наизнанку, дегенераты!

Командир огрызков роты не без опаски высунулся из люка. И сразу же одновременно вспухло лютое желание настучать кувалдой по упакованным в стальные шлемы тупым репам этих придурков — артиллеристов, растерянно торчавших рядом со своими ПАКами и облегчение от того, что это не русские.

— Кто у вас старший начальник, свиная блевота? У вас нет глаз, болваны? Вы не знаете, какие танки приняты на вооружение в Германии, остолопы? — речетатив вылетел с пулеметной скоростью, одной длинной очередью.

— Я командир батареи, унтер-офицер Дрексель! Я требую прекратить ругаться! — мальчишеской фистулой, аж в оглушенных ушах зачесалось, выдал долговязый сопляк с обмотанной какими-то тряпками головой, единственный не в каске, а в косо насаженной на чалму кепи.

— Какого черта вы по нам стреляли, унтер-офицер Дрекк?

— Моя фамилия Дрексель! Назовите себя! — опять писклявый звук сверлом в уши.

— Командир роты лейтенант Поппендик! Так какого черта вы в нас стреляли, унтер-офицер Дрекк?

— Моя фамилия Дрексель! Господин лейтенант Попе энд дик! — с выражением продекламировал сопляк.(От автора: Дрекк — по-немецки — дерьмо. Поп — священник. Ну а Дик — это уже по-английски на жаргоне — член.)

— Гляди-ка, ты еще и английский в школе успел выучить, недоносок турецкий! — еще пуще разозлился командир огрызков роты.

— Я требую обращаться со мной, как это положено между военнослужащими Великогерманской армии! — напыщенно, но твердо заявил чалмоносный юнец.

— А поползать ползком ты не хочешь? Или помаршировать гусиным шагом? Это мы мигом! — влился в ругань и наводчик, вылезший из люка и крайне недовольный тем, что отлетевшие при попадании снаряда кусочки брони оцарапали ему грязную морду.

Брань ширилась и разрасталась, теперь лаялись и сбежавшиеся от других орудий артиллеристы и подкатившие подчиненные Поппендика. Из общего хора выделялся командный голос старшины, вносившего в общий хай кулинарную нотку:

— Турнепсоголовые ходячие корнеплоды! Тупые картофельные мозги!

— Заткни свою беззубую, как чемодан, пасть!

— Придурок масляноголовый!

— Хлюпик влагалищный!

Когда вскипевшие эмоции несколько остыли, лейтенант рявкнул: «Молчать!»

Танкисты заткнулись первыми, артиллеристы — все, как один, совсем еще зеленые юнцы, озадаченно переглянулись недоуменно. Уставились на своего командира. Тот, красный, как вареная свекла, тоже вякнул: «Отставить шум!»

Повисло тяжелое молчание. Поппендик воспользовался им и в полной тишине отчетливо спросил:

— Так почему вы по нас стреляли? Отвечайте, унтер-офицер, какие причины открытия огня на поражения по своей же технике?

— Мы приняли вас за русский авангард! — ответил Дрексель, краснея.

— Блестяще! — ответил лейтенант, подумав про себя: «А вот дать бы тебе по морде, сопляк дурковатый!»