Я выхожу за пределы города к набережной. Но Авы нет в океане. Ее нет среди облаков. Нет в мусорном баке. И за этим деревом ее тоже нет.
Я тащусь обратно к себе. Свою квартирку я нахожу легко и просто, даже несмотря на то, что ушла очень далеко, а город вокруг плывет и вращается. Я сажусь за стол и говорю себе, что сейчас напишу что-нибудь, я должна начать писать, сейчас как раз подходящий момент. Но вместо этого просто сижу и пялюсь в окно на кирпичную стену. Вижу в окне квартиры напротив короткостриженого мужичка, который точно так же сидит за своим столом. Он сидит совершенно неподвижно. Часы сменяют друг друга, а он не встает, даже не двигается. Наверное, он просто мертв.
Раздавленная, побежденная, я уползаю обратно в постель. Беру телефон. Обои на домашней странице – пятеро пушистых кроликов, сбившихся в кучку. Раньше там стояла наша с Авой фотография на крыше. Щека к щеке, серьезные, но счастливые, это видно по глазам. Когда я успела ее поменять? Грустнее всего то, что я этого даже не помню. Я набираю сообщение:
Стираю, стираю, стираю.
Оставь. Оставь ее в покое. Ты все равно ее не заслуживаешь.
Я открываю глаза и вижу ее. Она стоит в моей глупой комнате, слишком высокая для моих низких потолков. У нее в руках корзинка темно-красных холодных вишен. Где она их достала? А еще – бутылка имбирно-персикового коктейля из популярного местного бара соков.
– Прости, что я все время бросаю тебя, – хриплю я. – Я не понимаю, что на меня нашло.
– Я думала, ты уехала, – шепчу я.
А открыв глаза, вижу перед собой пустоту.
Она растворяется в воздухе.
Я кричу.
Просыпаюсь вся в поту. В комнате пусто, если не считать застоявшегося воздуха и слабого лучика света, просочившегося в окно. Из-за стены доносится маниакальный хохот жирдяя-извращуги.
24
Утро Сочельника. Лихорадка наконец отступила. Я отовариваюсь в магазине дешевых товаров, где вместо фоновой музыки витает отчаяние местных покупателей, похожих на обитателей загробного мира. Пожилые люди шаркают по мрачным лабиринтам консервов, среди пирамид из банок с маринадом, блестящих в свете слишком ярких ламп. Местные бананы совершенно непригодны для еды, они сначала зеленые, а потом сразу становятся черными. Я даже яблокам местным не доверяю, потому что они какие-то пластмассовые и блестящие и напоминают мне разодетых цирковых медведей, вытащенных на арену. Половину моей корзинки занимает быстрорастворимая лапша – это мой рацион и на сегодня, и на завтра.
Но Ава в моей голове считает все это забавным, и только. Смотрит на меня с кривой улыбкой, одновременно забавляясь моим недовольством и жалея меня.
В «Форестье» дорого пахнет срубленными елями и жареной птицей. На входе меня встречают пышные букеты летних цветов, хотя на дворе зима.