Читаем Заир полностью

     Времени у меня в больничной палате было в избытке, и я новыми глазами взглянул на свою жизнь. Я всегда искал приключений и всегда хотел надежности - хоть и знал, что одно с другим сочетается плохо. Ни на миг не сомневаясь в своей любви к Эстер, я стремительно влюблялся в других, и всего лишь потому, что нет на свете игры увлекательней, чем обольщение.

     Проявлял ли я, обнаруживал ли свою любовь? Может быть, но недолго, не всегда. А почему? Потому что считал: в этом нет необходимости, она и так должна знать о ней и ни на миг не сомневаться в моих чувствах.

     Помню, как много лет назад кто-то спросил меня, было ли что-то общее у моих возлюбленных. Ответ не замедлил: Я. И, осознав это, я увидел, сколько же времени было убито на поиски нужного человека - женщины менялись, я оставался прежним и не усваивал себе то, что нас сближало. У меня было много возлюбленных, но я всегда ждал нужного мне человека. Я подчинял и подчинялся, и отношения распадались, - но тут появилась Эстер, и картина переменилась полностью.

     Я думал о своей бывшей жене с нежностью: миновало то время, когда я с упорством одержимого мечтал найти ее, узнать, почему она исчезла без объяснений. Хотя "Время раздирать и время сшивать" было настоящим исследованием моего последнего супружества, эта книга все же - и прежде всего - свидетельствовала о том, что я способен любить и чувствовать потерю. Эстер заслуживала чего-то лучшего, нежели слова, но даже и слова, простые слова так и не были произнесены за все то время, что мы были вместе.

     Всегда нужно знать, когда заканчивается очередной этап твоей жизни. Замыкается круг, закрывается дверь, завершается глава - не важно, как ты это назовешь, важно оставить в прошлом то, что уже принадлежит прошлому. Постепенно я начинаю понимать, что уже не смогу вернуться назад и сделать мир вокруг меня таким, как когда-то, и эти два года, прежде представлявшиеся мне нескончаемой пыткой, теперь проявляют свой подлинный смысл.

***

     И дело выходило далеко за рамки моих семейных неурядиц: любой мужчина, каждая женщина связаны с некой энергией - многие именуют ее любовью, а на самом деле - это тат первоэлемент, из которого и была создана Вселенная. Управлять этой энергией нельзя - это она мягко управляет нами; это в ней пребывает все, чему учит нас бытие. А захочешь использовать ее в своих целях - останешься ни с чем, и ждут тебя горчайшее разочарование, обманутые ожидания, безнадежность, ибо энергия эта вольна и дика.

     До гробовой доски твердим, что любили когда-то кого-то или что-то, а на самом деле мы всего лишь страдаем, и потому страдаем, что вместо того, чтобы воспринять ее силу, пытаемся ослабить ее, тщеславясь иллюзией жизни.

     И чем больше я думаю об этом, тем слабей становится Заир и тем ближе подхожу я к обретению самого себя. Я готовлю себя к долгой работе, которая потребует от меня размышлений безмолвных и упорных. Несчастный случай помог мне понять - не надо искусственно приближать то, для чего еще не настало "время сшивать".

     Я вспомнил слова доктора Луи: после подобной травмы человек может умереть в любую минуту. А если так и произойдет? Если через десять минут мое сердце остановится?

     Когда сиделка внесла в палату ужин, я осведомился:

     - Вы уже задумывались о своих похоронах?

     - Успокойтесь, - отвечала она. - Вы вне опасности и выглядите гораздо лучше.

     - А я и не беспокоюсь. И знаю, что выживу, - некий голос известил меня об этом.

     Я намеренно упомянул про "голос", желая немного спровоцировать ее. Сиделка взглянула на меня с подозрением, подумав, вероятно, что надо бы провести новые исследования и удостовериться, что мозг пациента не пострадал.

     - Знаю, что выживу. Проживу еще день, еще год, еще лет тридцать или сорок. Но когда-нибудь, несмотря на все достижения науки, покину этот мир. И меня похоронят. Я думаю об этом уже сейчас и хотел узнать, случалось ли вам задумываться о своих похоронах.

     - Нет, никогда. Но больше всего меня страшит мысль о том, что когда-нибудь все кончится.

     - Хочешь или не хочешь, соглашаешься или возражаешь, но это - реальность, и от нее не уйти. Вы не против, если мы еще немного поговорим на эту тему?

     - Меня ждут больные, - сказала она, поставила ужин на стол и торопливо вышла, почти выбежала из палаты. Нет, она спасалась бегством не от меня, а от моих слов.

     Что ж, если сиделка не желает обсуждать со мной сей предмет, придется поразмышлять о нем в одиночестве. Я вспомнил строчки выученного еще в детстве стихотворения:

     Когда она придет незваной гостьей,

     Быть может, испугаюсь я. А может,

     С улыбкою скажу: "Был день хорош,

     И, значит, может ночь спуститься:

     Ведь поле вспахано, и стол накрыт,

     И в доме прибрано, и все на месте".

     Да, я бы хотел, чтобы это так и было - все на месте, всему свое место. А какие слова выбьют на моей надгробной пли - те? И Эстер, и я написали завещания: оба мы предпочли кремацию. Мой прах я попросил развеять по ветру над местечком Себрейро, что на Пути Сантьяго. Эстер свой - над морем. Стало быть, никакой плиты и не будет.

     Ну а все же - какие слова могли бы стать моей эпитафией? Пожалуй, вот эти:

Перейти на страницу:

Похожие книги