Все это я к тому, что недавно мне вспомнился отель в Амстердаме и женщина - она была рядом со мной, она говорила со мной и рассказывала мне о себе. Все это я к тому, что, хотя Екклезиаст уверял, будто есть время раздирать и время сшивать, первое иногда оставляет очень глубокие шрамы. Хуже, чем в убогом одиночестве бродить по Женеве, - это быть рядом с человеком и вести себя с ним так, что он чувствует, будто не играет ни малейшей роли в твоей жизни.
После продолжительного молчания раздались аплодисменты.
***
Место, куда я пришел, выглядело довольно мрачно, хоть и располагалось в парижском квартале, о котором говорили, что это - средоточие культурной жизни. Не сразу понял я, что группа оборванцев передо мной - это те самые люди, что по четвергам выступали в армянском ресторане, облаченные в незапятнанные белые одежды.
- К чему этот маскарад? Фильмов насмотрелись?
- Это не маскарад, - ответил Михаил. - Разве вы, отправляясь на званый ужин, не одеваетесь соответственно? Разве на партию гольфа вы приходите в костюме-тройке и при галстуке?
- Хорошо, я спрошу иначе: почему вы решили подражать моде безбашенных юнцов?
- Потому что в данную минуту мы и есть безбашенные юнцы. Вернее - четверо безбашенных юнцов и двое взрослых.
- И еще раз переиначу свой вопрос: что вы делаете здесь, одевшись таким образом?
- В ресторане мы питаем плоть и говорим об Энергии с теми, кому есть что терять. Среди нищих мы питаем душу и разговариваем с теми, кому терять нечего. А сейчас мы приступаем к самой важной части нашей работы: пытаемся отыскать невидимое движение, которое обновляет мир, - людей, которые проживают каждый день так, словно он - последний, тогда как старики живут так, словно он - первый.
Он говорил о том, что я и сам замечал с каждым днем все чаще - группы молодежи в грязной, причудливой одежде, покрой которой свидетельствовал о немалой творческой выдумке, - не то военная форма неведомой армии, не то персонажи научно-фантастического фильма. У всех - пирсинг, все острижены и причесаны невероятным образом. Почти всегда с ними ходит немецкая овчарка устрашающего вида. Однажды я спросил кого-то из приятелей, зачем эти юнцы повсюду таскают с собой собаку, и тот объяснил мне - уж не знаю, насколько объяснение соответствует действительности, - что в этом случае полиция их не трогает, потому что неизвестно, куда девать собаку.
По кругу уже ходила бутылка водки - как и при общении с нищими, предпочтение отдавалось именно этому напитку, - и я подумал, что объясняется это происхождением Михаила. Я тоже сделал глоток, представляя, что сказали бы мои знакомые, застав меня в таком обществе и за таким занятием.
А что? Сказали бы: "Собирает материал для новой книги".
- Я готов. Я поеду туда, где находится Эстер, однако мне нужны некоторые сведения, потому что я совсем не знаю вашу страну.
- Я поеду с вами.
- Что?
Это не входило в мои планы. Моя поездка должна была стать возвращением к тому, что я утратил в самом себе; это дело личное, интимное, и свидетели тут без надобности.
- В том случае, разумеется, если вы купите мне билет. Мне нужно побывать в Казахстане, я соскучился по родным краям.
- Но ведь вы работаете, не так ли? Каждый четверг у вас выступление в ресторане?
- Вы так упорно называете это "выступлением". А я ведь вам говорил, что речь идет скорее о встрече, о попытке воскресить утраченное искусство беседы. Но дело не в этом. Анастасия - он показал на девушку с колечком в носу - развила свое дарование. Она сумеет заменить меня.
- Ревнует, - сказала Альма, которая на сцене держала в руках инструмент, похожий на бронзовый поднос, а в конце "встречи" рассказывала истории.
- Еще бы ему не ревновать, - заметил юноша, с ног до головы одетый в кожу, покрытую металлическими заклепками, украшенную английскими булавками и лезвиями безопасной бритвы. - Михаил моложе, красивей и теснее связан с Энергией.
- Михаил не так знаменит, не так богат и совсем не так тесно связан с теми, кто рулит, - ответила Анастасия. - С точки зрения женщины шансы у них равны.
Все рассмеялись, и бутылка вновь пошла по кругу. Я был единственным, кто не видел тут ничего смешного. Кроме того, я сам себе удивлялся: уже много лет не сидел я прямо на тротуаре парижской улицы - и ничего.
- Судя по всему, племя многочисленней, чем вы думаете. Оно распространилось от Эйфелевой башни до города Тарба, где я недавно был. Правда, я не вполне понимаю, что происходит.
- Гарантирую, что его можно встретить за тридевять земель от Тарба, а ходит оно по таким интересным маршрутам, как Путь Сантьяго. Оно отправляется куда-нибудь во Францию или в Европу, думая, что составляет общество за пределами общества. Они боятся вернуться домой, поступить на службу, жениться - и будут сопротивляться этому как можно дольше. Среди них есть богатые, есть бедные, но деньги для них роли не играют и ничего не решают. Они совершенно другие, и все же люди делают вид, будто не замечают их, хотя на самом деле боятся.
- А без этой агрессивности - нельзя?