Закат

По вечерам Анхель работал мойщиком посуды в индийском ресторанчике под названием «Дворец Тандури»,[24] располагавшемся на первом этаже того же здания, буквально за соседней дверью, рядом с подъездом. При большом наплыве посетителей Анхелю приходилось часами выстаивать возле мойки, и он выстаивал, потому что приматывал изоляционной лентой две широкие шины по обе стороны больного колена; под просторными штанами шины были незаметны. Между тем большие наплывы бывали часто, очень часто. Время от времени Анхель чистил туалеты, подметал тротуар перед заведением, тем самым давая гуптам[25] достаточно оснований держать его на работе. Он пал на самое дно этой кастовой системы – настолько низко, что теперь самым ценным его имуществом была полная безликость. Ни одной душе не полагалось знать, кем он некогда был. В каком-то смысле Анхель опять носил маску.

Последние два дня «Дворец Тандури» был закрыт, так же как и соседствующий с ним бакалейный магазин – вторая половинка местной необенгальской торговой империи, которой владели гупты. За эти два дня Анхель не услышал от них ни слова. Не увидел ни малейших следов их присутствия. Не получил ни единого ответа на телефонные звонки. Анхель начал беспокоиться – нет, если начистоту, вовсе не о гуптах, а о своем заработке. По радио говорили о каком-то карантине, который, может, и оборачивался чем-то хорошим для здоровья, но для бизнеса был очень и очень плох. Неужели гупты удрали из города? Или, может, они стали жертвами одной из вспышек насилия, которые постоянно возникали тут и там? Как он узнает в этом хаосе, застрелили их или нет?

Три месяца назад гупты послали Анхеля сделать дубликаты ключей для обоих заведений. Он сделал не по одному запасному комплекту, а по два. Анхель сам не понял, что его обуяло, никаких темных помыслов явно не было, – просто он следовал уроку, который преподала ему жизнь: быть готовым ко всему.

Сегодня вечером Анхель решился: он заглянет в заведение. Он просто должен знать, как там и что. Лишь только начали сгущаться сумерки, Анхель поплелся вниз, в гуптов магазин. На улице было тихо и спокойно, разве что какая-то собака – здоровенная псина, которую Анхель никогда ранее не видел в округе, – залаяла на него с противоположного тротуара. А вот пересечь улицу псина не пожелала, – видимо, что-то ей мешало.

Магазин, которым владели гупты, в прошлом носил название «Тадж-Махал», однако сейчас, после бесконечных смываний разнообразных граффити и оскорбительных надписей, оставляемых после себя каждым новым поколением детей улиц, красочная когда-то вывеска настолько истерлась, что надпись исчезла полностью и осталось лишь смутное розоватое изображение индийского чуда света. Странным образом там фигурировало какое-то немыслимое количество минаретов.

Сейчас же кто-то еще сильнее изуродовал вывеску, намалевав на ней флуоресцентной оранжевой аэрозольной краской загадочный узор из точек и линий. Каким бы загадочным узор ни казался, ясно было, что он совсем свежий: краска все еще блестела, а с обеих сторон рисунка вниз медленно ползли тонкие струйки потеков.

Вандалы. И здесь тоже. Однако замки были на месте, дверь не повреждена.

Анхель повернул ключ. Когда оба языка замка вышли из пазов, он отворил дверь и, хромая, ступил внутрь.

В магазине царила полная тишина. Электричество давно отключили, поэтому холодильник был обесточен, все мясо и рыба внутри превратились в гнилье. Уходящий закатный свет, словно оранжево-золотистый туман, просачивался сквозь железные жалюзи на окнах. В глубине магазина было совсем темно. Анхель принес с собой два сломанных мобильника. Функция вызова не работала, но батареи и экраны были в полном порядке, и Анхель обнаружил, что, благодаря снимку чистой белой стены, который он сделал в своей квартире при свете дня, из этих экранов получились отличные фонарики – их можно было подвесить на пояс или даже укрепить на голове, если требовалось сделать что-то на близком расстоянии.

В магазине был полнейший кавардак. Пол покрывал слой риса и чечевицы, высыпавшихся из нескольких перевернутых ящиков. Гупты никогда не позволили бы такого.

Анхель понял: что-то пошло совсем, ну просто совсем не так.

Хуже всего было то, что в воздухе стоял густой дух аммиака. Не запах обычного моющего средства, которым Анхель намывал туалеты и от которого порой слезились глаза, а нечто куда более зловонное. Не чистая химия, а какая-то грязная органическая дрянь. Его мобильник-фонарик высветил на полу следы непонятной жидкости оранжевого оттенка – извилистые полосы, липкие и все еще влажные, тянулись к двери, ведущей в подвал.

Подвал под магазином сообщался с подвалом ресторанчика, а тот, в свою очередь, – с цокольным этажом многоквартирного дома, в котором жил Анхель.