Закат для Нэкоматы 1-5

– Ты пойми, – не унимался мальчишка. – Это не пустой интерес. Отец Филипп мастак мозготрясы устраивать. Правда ведь, падре?

Таир вспомнил, что разукрасившая его шайка тоже об этом толковала. Он в упор посмотрел на священника. Казалось, тот был сильно сконфужен. Его лицо стремительно розовело, а уши так вообще стали пунцовыми.

– Так ты ничего не знаешь? – догадался Артемий. – Отец Филипп в прошлом – именитый боксер! Нокаут, в который он тебя отправил – его коронный прием. После такого обычно с сотрясением мозга и уносят…

Было заметно, что восторженный рассказ мальчишки ставит святого отца в неловкое положение. Он то и дело открывал рот, чтобы сменить тему, но Артемий не давал ему и полсловечка ввернуть. Из-за этого батюшка был похож на выброшенную на берег рыбу. Эта комичная картина сняла остатки напряжения, которое Таир испытывал по отношению к новым знакомцам. Он решил помочь отцу Филиппу:

– Малец, кажется, тебя не затем прислали, чтобы ты живописал тёмное прошлое патера, а чтобы за мной присматривать. Я правильно толкую первоисточник?

– Да, – нехотя, согласился пацан.

– Ну, так сообрази мне что-нибудь поесть! Выздоравливающим надо хорошо питаться. Верно, святой отец?

Тот принял помощь с благодарностью.

– Дуй в трапезную, дитя. Найди там что-нибудь посытнее и неси сюда. Да, и вина разбавленного не забудь, – и, подмигнув Таиру, добавил. – Причастимся немного.

Оставшись одни, они некоторое время молчали. Наконец, мальчик решился задать вопрос, который волновал его с тех пор, как он увидел отца Филиппа:

– Как давно вы знаете Дзиро?

– Года три, не меньше.

– А как вы познакомились?

– Ну об этом тебе лучше спросить у него самого, – добродушно хохотнул батюшка. – Видишь ли, на порог этой церкви Дзиро привел сугубо корыстный интерес. Тогда мне не были известны его мотивы, и посему я встретил его не слишком радушно. Но, как бы то ни было, все утряслось, и теперь мы – добрые друзья.

Примерно так Таир и представлял эту встречу. Дзиро редко делал что-либо без причины, а значит, знакомство с батюшкой сулило ему какую-то выгоду. Но вот какую? Вопрос уже был наготове:

– А что вам известно о его мотивах?

– Немногое, – пожал плечами священник. – Об этом также спрашивай его сам.

Мальчик предвидел и это. И перёшел к третьему, самому каверзному вопросу:

– В Китай-городе знают?

– О чём? – насторожился отец Филипп.

– О том, что Белый город переживает сейчас технологический ренессанс.

– Не понимаю, о чём ты.

– Да вот об этом, – кивнул Таир в сторону иконостаса. – Может, какой неуч и поверит, что для изготовления витражей было использовано стекло, но только не я. Каждая вставленная в свинцовую раму пластина – тончайший срез кварца. Причём не только природного, но и искусственного. Взгляните, вот – зеленоватый празем, вот – и вовсе фантастический синий кварц! В природе у них нет аналогов, а секрет их искусственного получения был утерян еще во времена Катастрофы. Думаю, Верхние Ярусы постигнет настоящее откровение, когда там узнают, что в Белом городе – можно сказать, прямо у них под носом! – ведутся научные разработки. А ведь монополия на науку принадлежит Китай-городу. И только ему!

– Довольно! – оборвал его отец Филипп. – Я всё понял. Особенно то, как вы с Дзиро похожи. Падаете, как снег на голову, а потом – оглянуться не успеешь! – хватаете, хм, за горло. И душите, душите…

– Да, ладно вам жалиться, падре, – насмешливо заявил, невесть откуда взявшийся Артемий. В руках его блестел металлический поднос со снедью, а рот кривила знакомая ухмылка. – Попробуйте лучше мои сэндвичи. Я и в погреб заглянул, нацедил вам стаканчик кагора для успокоения нервов.

Перебранка продолжилась, но Таир уже не обращал на неёвнимания, полностью сосредоточившись на сэндвичах. Свежий хрустящий хлеб и пара шматов весьма недурной на вкус ветчины прибавили сил и заставили боль отступить. Взглянув на свои руки, мальчик увидел, что столь неприятно поразившая его мертвенная бледность постепенно уступает место привычному оливковому загару. На какое-то мгновение он ощутил себя персонажем волшебной сказки, которому нужно есть земную пищу, чтобы оставаться в мире смертных.

Внимание Таира привлекли тёмные пятна, видневшиеся через дверной проём притвора. Приблизившись, он разглядел четыре занавешенных грубой тканью прямоугольника. Мальчик уже знал, что это. Отдернув ткань в сторону, он увидел строгое мозаичное лицо. Выполненное из горного хрусталя с вкраплениями раухтопазов и золотистых цитринов, в обрамлении волос из морионов и аметистов с акцентами из травянистых праземов, оно ещё не так давно было одним из самых узнаваемых на Базе. Но более всего выделялись глаза из ярко-синего кварца. Даже отсутствие потребного витражу сквозного освещения не могло умалить их выразительности. Сострадание и печаль – вот, что читалось в них. Таир узнал бы эти глаза из тысячи.

– Иса, – сказал он.

– Верно, – подтвердил подошедший отец Филипп. – Это Иисус.

– Тогда здесь должна быть Марьям, – с непоколебимой уверенностью заявил мальчик, сдергивая прочь следующую холстину.