Закат Европы. Образ и действительность

С этим, наконец, связан тот факт, что западная трагедия, руководствуясь тем же чувством, предпочитала «исторические», но не действительно имевшие место или возможные – смысл термина не таков, – а отдаленные, как бы покрытые патиной сюжеты: что, следовательно, – событие чисто мгновенного содержания, лишенное отдаленности в пространстве и времени, античный трагический факт, вневременной миф не могли выразить того, что хотела и должна была выразить фаустовская душа. У нас, следовательно, есть трагедии прошлого и будущего – к последней, к такой именно, в которой грядущий человек есть носитель идеи, принадлежат в известном смысле «Фауст», "Пер Гюнт", "Сумерки Богов", – но трагедии настоящего у нас исключительно редки, если не принять во внимание малоценную в художественном смысле социальную драму XIX столетия. Шекспир, желая изобразить что-либо значительное в настоящем, выбирал всегда чужие страны, где он никогда не бывал, охотнее всего Италию, немецкие поэты – Англию и Францию, – все это для того, чтобы избегнуть близости по месту и времени, которую аттическая драма подчеркивала даже в мифе.

II. ИЗОБРАЖЕНИЕ НАГОГО ТЕЛА И ПОРТРЕТ

11

Античную культуру называют культурой тела, северную – культурой духа, не без задней мысли оттенить превосходство второй над первой. Как ни тривиально в большинстве случаев понимание во вкусе Ренессанса противоположности между античным и современным, языческим и христианским, все же оно могло бы привести к положительным результатам, при том одном условии, что за формулой сумеют понять источник этой противоположности.

В общей исторической картине мира культура есть, как мы видели, феномен душевной стихии, бытие которой изживает себя в неустановленном осуществлении своих внутренних возможностей, своей идеи. Завершение задачи идентично с завершением жизни. Наше бодрствующее и живое сознание – сознание зрелого культурного человека – проявляется как полярность души и мира, суммы возможностей и суммы действительностей, притом взаимно обусловливающих друг друга. Только высшая душа владеет осмысленно устроенным миром как своей собственностью, и мир существует только по отношению к душе. Действительность, следовательно, есть общее выражение живого и подвижного бытия, его откровение и отражение в ставшем и протяженном. В этом смысле мир имеет значение макрокосма.

Но если мир, независимо от того что он кроме того собой представляет, есть огромный итог символов, тогда и человек, поскольку он принадлежит к составу действительности, поскольку он действителен, подлежит такому же истолкованию. Что же могло претендовать на роль символа по отношению к человеку, что могло объединить в себе его сущность и смысл бытия и осязательно поставить перед взором? Ответ на это дает искусство.

Но в каждой культуре ответ должен был быть разным. У каждой разное понятие о жизни, потому что каждая культура живет по-иному. Одна полагает в основу действительности принцип телесности, другая – принцип чистого бесконечного пространства a priori, иные – принцип пути и магического протяжения. Таково мирочувствование каждой из них, но жизненный идеал, со своей стороны, всегда согласован с ним.

Из античного идеала проистекает полное приятие чувственной видимости, а из западного – столь же страстное ее преодоление. Первый означает покорность, второй – борьбу. Аполлоновская душа, эвклидовская, точкообразная, ощущала эмпирическое, видимое тело как совершенное выражение ее способа существования; фаустовская, блуждающая в далях, видела его не во внешнем человеке, а в личности, в эмпирическом, «я», в характере, – название безразлично. «Душа» для настоящего эллина была не более как форма его телесного бытия. Так определил душу Аристотель. «Тело» выражало для человека барокко чувственную форму, воплощение души. Так чувствовал Гёте. Философия Канта, скрытая сложными формулами, признает предметы за воплощение единого, вечного пространства, которое «обусловливает» их явление.

Мы видели, как одно мирочувствование выбрало, в качестве показательного искусства пластику, а другое – музыку. Рядом с пластикой стояли культивирование танца, как искусства высшей выразительной силы, культивирование атлетических игр и никогда не повторяющийся в этой форме культ телесной красоты – все это содержится в идеалах"?????????" и"????????".

Эти идеалы издавна понимались слишком широко. Они означали отнюдь не освящение крови – в отношении которой человек"?????????" не мог быть расточительным *,

* Достаточно сопоставить греческих художников с Рубенсом и Раблэ.

не оргиастическое увлечение силой и мужеством и кипящей через край страстью, как думал Ницше. Все это скорее подошло бы к идеалам германо-католического и индийского рыцарства.