Закат и рассвет (СИ)

— Я пропустил мимо ушей этот долбанный бред. Ты не такая, Сенджу… Ты никого не подпускаешь к себе просто так. Физическая близость для тебя имеет слишком большое значение, ты бы не стала переходить эту грань, если бы не чувствовала ко мне ничего. К тому же, ты знаешь, как реагирует моё тело, что ему нравится… Я потерял память, но я не идиот, — он скользит пальцами по её шее, поглаживает бархатную кожу. Она напрягается всем телом, чувствуя себя струной, которая вот-вот порвётся. Саннин запускает пальцы в пшеничные пряди волос на её затылке, касается, так, как ей нравится… Она всегда была готова мурлыкать, как кошка, когда он ослаблял пальцами тугой пучок, дразнился, разминая напряженную кожу.

Ей становится предательски жарко, хотя ещё несколько минут назад она дрожала от холода.

Он, будто бы изменился, стал более уверенным, сильным. У него глаза хищника, мужчины, который знает, чего он хочет прямо сейчас.

Цунаде не успевает уловить момент, когда из её волос исчезает нефритовая шпилька, а по плечам волнами расплываются светлые локоны. На мгновение, Сенджу позволяет себе маленькую слабость, закрывает глаза, когда мужская ладонь накрывает её щеку.

Она просто тает от того, как большой палец проходится по искусанным алым губам, будто проверяя её реакцию.

Ей стоит больших усилий, чтобы прийти в себя, грубо одёрнуть его руку. Снова попытаться отстранится, в то время, как Джирайя имел наглость прижаться к ней всем телом, игнорируя все протесты. Это окончательно выводит её из себя, у неё гневно дрожит голос:

— Хватит. Заткнись, пока я просто тебя не прибила. Люди меняются и я тоже. Я изменилась и лучше тебе не видеть насколько в худшую сторону, — Цунаде говорит это от безысходности, от отчаянья. У неё внутри всё кипит, перекручивает, как от самой ужасной лихорадки.

Она чувствует себя идиоткой. Она еле сдерживается, чтобы не ударить его прямо сейчас, так, чтобы он отлетел в соседнюю стенку, переломать ему последние ребра. Потому что на нём и так живого места нет. Потому что ей же, блять, потом лечить этого невыносимого засранца. Обрабатывать, зашивать его раны, корить себя, что сделала больно.

— Да, что с тобой, Сенджу? Чего ты боишься? — Джирайя сжимает пальцами её подбородок, пытается достучаться до той, что была с ним два дня назад. Горячая, откровенная и открытая. Живая и настоящая, которая не шарахается от него, как от огня. В янтарных глазах страх играет, он переливается осколками в её глазах. Ему кажется, что он никогда не видел её такой потерянной. Её бросало из огня в полымя.

Он должен докопаться до правды, понять, что затаилось в потерянных фрагментах его воспоминаний. Хотелось вытащить её из этой тьмы, спрятать в своих объятиях, но он не мог найти верной тропинки. Между их лицами было всего несколько мизерных сантиметров, но они были далеки друг от друга, как никогда раньше.

Джирайя чувствовал жар её тела, запах ванили, как сердце стучало загнанным зверем. И он не выдерживает, хочет быть ближе, насколько это только возможно. Это необходимо, и неважно были ли они вместе до этого.

Он доверял своим эмоциям, своим порывам. И мысль о том, что она «его», ощущалась сейчас самым естественным явлением в его жизни. Его ладонь оглаживала молочную шею, вычерчивала пальцами ключицы, чувствуя, как она вздрагивает от каждого его прикосновения.

Сегодня он разглядел в ней другие стороны души, что прежде не были ему открыты. Так очевидны, как сейчас, в полумраке её одинокой комнаты.

Цунаде на грани. Это пытка. Самая сладкая и болезненная. Раньше она думала, что жизнь без него ад, она ошибалась. Ад происходил прямо сейчас, и он разрушал её по кирпичику. Ещё немного и она просто упадёт на колени и задохнется в слезах. Но она не могла проиграть, она, ведь Сенджу, гордость у неё на роду написана… Она никогда не проигрывает, и сейчас растаптывая свою жизнь, должна это сделать собственными руками

Я потеряю тебя навсегда. Мне страшно. Мне страшно… Как ты не понимаешь?

Лучше сделать это быстро, отрезать сразу, чтобы у него переболело и прошло, чтобы не растягивать муку. Чтобы потом не было совсем тошно, когда он узнает правду… И Цунаде решается… Сейчас или никогда.

— Ты мне не нужен. Я никогда не рассматривала тебя, как того, кто будет со мной рядом.

Женский голос звучал убедительно, но недостаточно для того, чтобы поверил он.

— Не ври мне, — он видел мучения в её глазах, целый спектр боли и горячи. Она похудела, явно не следила за своим питанием и сном. Вечно думающая обо всех на свете, но не о себе.

Что она делала эти два года? Чем жила? Почему сейчас реагирует на него так? И не хочет признаваться, помочь ему вспомнить?

Потому что он причинил ей боль? Он был тем, кто обрёк её на страдания…? Из-за его ошибок она теперь ходит блеклой тенью? Шарахается от его прикосновений, впадая, то в холод, то в пламя?

— Я просто тебя пожалела. Хотелось секса, а ты оказался рядом, понимаешь? — настойчиво, упрямо вторила Сенджу, резко одергивая его руки от себя. Упираясь ладонями в грудь, отталкивая, желая наконец-то закончить эту безумную муку.