Кто бы мог подумать, что маленький клочок бумаги сейчас окажется хуже встречи с наковальней.
Ей на несколько секунд стало трудно дышать, но она справилась… Скомкала этот долбанный листок в руках, а затем открыла окно, чтобы немного прийти в себя, подышать прохладным воздухом.
Дела были плохи, если сказанное правда, но сейчас она ничего не могла сделать.
Если они знают, то уже следят за каждым её шагом, и это херово. Очень. Даже хуже, чем обычно.
Нужно быть осторожной и не утянуть никого с собой на дно.
Сделает что-нибудь? Что он, блять, может сделать? Что? Это её провинность… Это она должна была просчитать, чтобы этого не случилось, но всё тайное всегда становится явным, как не крути. Черт. Черт. Черт.
Сенджу приходится воспользоваться техникой призыва. Перед ней оказывается одна из маленьких слизней и именно ей, она поручает избавиться от записки, а затем говорит:
— Следуй за ним и будь незаметной, если понадобиться помощь, то помоги. Докладывай, если узнаешь что-то важное и не бойся звать своих сестёр.
— Хорошо, госпожа.
— Спасибо тебе, — саннин ласково проводит пальцами по маленькому мягкому тельцу в знак благодарности, а потом наблюдает за тем, как слизень покидает её обитель через окно.
Она не знает, что будет завтра, но надеется, что встретит ещё один закат не с пробитой грудной клеткой.
Одно Цунаде поняла совершенно точно, никто из них никогда не будет счастлив.
Это расплата за все те жизни, что они забрали или не смогли спасти.
Третий сдерживает своё обещание, и никто не беспокоит её целых два дня. Она тоже не солгала ему, когда сказала, что не пойдёт к Джирайе в госпиталь.
Цунаде просто отсыпалась, приняв успокоительный травяной отвар, который мог сморить даже слона. Не в её правилах было пользоваться такими средствами, ведь ниндзя всегда должен быть начеку, но её организм был настолько измучен за эту неделю, что у неё просто не осталось вариантов.
Саке в горло не лезло, и выходить из дома не хотелось. Было страшно, что она просто не сможет избежать соблазна и ноги всё равно приведут её к госпиталю, а ей бы со своими чувствами разобраться. Понять, как действовать дальше.
Она не может ответить на вопросы, на которые сама не знает ответа. Сенджу не знает, как в глаза ему смотреть. Она объяснить свой срыв просто не в состоянии.
Цунаде боится, что он всё вспомнит и в тоже время отчаянно желает этого.
Я потеряла тебя однажды, почему я должна испытать эту боль снова? Я будто в ежедневной агонии, где обречена бесконечно, терять тебя.
Под рёбрами затаилась боль и противная досада. Но в этот раз, не было даже слез. Может она их уже все выплакала? Или просто устала жалеть себя? Или была слишком упряма, чтобы показать насколько это ранит её? Она, ведь должна справиться.
Потому что худшее уже позади. Главное, что он жив. Что он дышит… С ним все в порядке. И с ней будет… Наверное.
Ближе к вечеру второго дня она привычно садится за свитки, читает то, что прислали ей дражайшие друзья, живущие за пределами скрытой деревни.
Учеба отвлекала, помогала выместить из головы тревожные мысли и противоречия.
Но все старания были напрасны, потому что наступил закат. Она была дурой, потому что, когда в её дверь постучали, она взяла и просто открыла. Без задней мысли. А на пороге была её жизнь. Тот в ком она заключалась.
Цунаде за эту неделю совершила много ошибок и, похоже, это была ещё одна.
— Что ты здесь делаешь? У тебя постельный режим и ты должен девятый сон видеть в своей палате, — жестким тоном отчитала его Сенджу.
Она злилась безумно. Сама не совсем осознавая из-за чего больше. Потому что боялась, что швы могут снова разойтись или потому что снова угодила в ловушку?
Почему он мучает её? Почему просто не может оставить в покое?
Янтарные глаза сталкиваются с чёрными омутами, которые сейчас для неё похуже бездны. Её, будто знобить начинает, чисто на инстинктах. Мурашки бусинами скользят по плечам и ключицам, вниз по грудной клетке. Сенджу начинает сожалеть, что ходит по дому лишь в долбанном шелковом халате.
Ей бы бежать отсюда, а не поддаваться чужим провокациям… Она прекрасно знает, чем заканчиваются их любые выяснения отношений: либо крупной ссорой, либо самым страстным сексом.
Она не была готова ни к одному из этих вариантов. К чему она вообще была готова?
Джирайя красивый в свете луны, вот о чём она думает, когда видит его первые секунды. Она себя за эти мысли проклинает. Это, ведь точно ненормально, всё ещё помнить ощущение его губ на своей шее.
Цунаде столько времени мечтала, молила Богов, чтобы всё пережитое за эти два года оказалось лишь кошмарным сном, и вот, теперь, он стоит у её порога. Живой, теплый и самый родной. Желанный.
Сенджу, ведь не железная… Она смертная и слабая, склонная к бесконечным людским порокам.