Нужно это заканчивать. Она больше не может. Это выше её сил. Она совсем не железная. Она и так разваливается по кусочкам.
Джирайя пользовался положением, знал, что она не станет драться с ним, даже не в полную силу, потому, что он в первую очередь был её пациентом, а потом уже всем остальным. Ниндзя-медик никогда не будет травмировать того, кого собственными руками излечила, это противоречит всем принципам.
Поэтому он продолжал вжимать её в стенку, держать её запястья в своих руках, издевательски нарушая личное пространство. Вынуждая чувствовать его тепло, близость. Вдыхать его в свои лёгкие снова и снова. Это было опаснее, чем алкоголь и сигареты.
В её душе играет безысходность, поэтому, ей ничего не остается, как ударить его словами, вскрыть разом все старые раны:
— Я никогда не относилась к тебе так, как ты этого хочешь. Ты не тот с кем захочется чего-то серьёзного. В твоей голове только похождения по борделям, пьянки и твоя писанина. С Даном ты никогда не сравнишься, — и последняя фраза, в действительности, задевает его, это можно прочитать в темных чернильных омутах, холодный осадок на самом дне. Это очевидно в том, как он напряженно поджимает губы, бьёт рукой по стене. Всё же психует.
Один удар, второй, третий. Джирайя что-то цедит сквозь зубы, явно сквернословит.
— Тогда почему же вы не поженились? Если он такой идеальный, Сенджу, он же подарил тебе долбанное кольцо? Может, потому, что он всегда был лишь пустозвоном, который не в состоянии взять на себя ответственность? — с вызовом спрашивает он и его буквально трясёт от раздражения. Он загорелся, как спичка буквально за секунду. Сам не понимая, почему среагировал слишком болезненно, именно, на этот комментарий в свой адрес.
Может быть, потому что всегда чертовски ревновал? Может быть, потому что бесился каждый раз, когда видел их вместе? У него буквально зубы сводило от её счастливой улыбки в чужих объятиях.
Он сжимает ладонями её бёдра, талию, будто рефлекторно пытаясь пометить, вычертить свою территорию.
Цунаде в ответ царапает алыми ногтями его шею.
— Это тебя не касается, — с раздражением цедит Сенджу, её глаза сверкнули алым цветом, а голос тоже сорвался на крик. А затем происходит нечто странное, потому что Джирайя начинает нервно смеяться.
Эмоции на его лице резко меняются, он, будто что-то подмечает для себя. Делает какие-то выводы в своей хмельной голове.
Она ведь специально его провоцирует. Специально выводит на эмоции и ударяет по больному. Просто потому что хочет, чтобы он отступил со своими расспросами.
Осознание у Джирайи хлёсткое и холодное. Ему становится всё ясно в одну чёртову секунду. Она хочет, чтобы он ушёл. Цунаде хочет, чтобы он сдался. И уверена, что у неё это с лёгкостью выйдет. Это понимание оказывается самым обидным и горьким на вкус.
А он ведь почти повёлся…. Чуть с ума не сошёл от её слов, чуть снова не захлебнулся в ревности.
Бесило, что она в него не верит, что он для неё всё ещё мальчишка, с резкими эмоциональными взрывами, с которым можно играться, когда и как захочется.
Их споры и противостояния никогда не заканчивались ничем хорошим, значит, и в этот раз стоит ждать беды.
Хочет сыграть в игру? Пускай. Он ненавидит оставаться в должниках. Он тоже может давить на больное, и Цунаде в этот раз просто не оставила ему шанса.
Посмотрим, кого на этот раз хватит надолго.
Хватка на женской талии исчезает, и он снова смотрит на Цунаде, кусает нижнюю губу, неожиданно разрушая и так напряженную тишину:
— Тогда, может, потрахаемся?
— Что? — у Цунаде дыхание перехватывает, произнесенные слова настолько сбивают её с толку, что она замирает на месте. Жар приливает к лицу, пульсирует злостью в каждой клеточке её тела. Она не может поверить в произнесённые им слова. Смотрит в эту самодовольную рожу и просто не верит, а у него голос твердый, из гравия. И в глазах такая тупая уверенность и решительность, что Сенджу к своему огорчению понимает, что эта не шутка.
Принцесса слизней хватает воздух губами, как рыбка. Сердце бьётся загнанным кроликом, а горечь затапливает сердце так болезненно, что она еле сдерживается, чтобы не убить его прямо сейчас на этом долбанном месте.
Джирайя же лишь подливал масло в огонь, провоцировал эту бурю, которая должна была их двоих сполна уничтожить.
— Ну, ты же этого хотела. Зачем терять зря время? — хитро шепнул он ей на ухо, прикусывая мочку уха, в то время как руки уже умело развязывали на ней халат.
Она чувствовала себя преданной. Обманутой этим чертовым закатом.
Её сжигала буря эмоций изнутри, и в этот момент, она просто не выдержала, жестко влепила ему по лицу, но он лишь снова рассмеялся, и не потому что ему было весело. Это была истерика, раздробленная, пополам на двоих.
Ещё одна пощечина и ещё одна. Цунаде не пытается вырваться, потому, что Джирайя уже её и не держит. Да, и не пытается увернуться от её ударов.
— Мудак, — она дышит загнанным зверем, цедит сквозь зубы от злобы на него, на себя. В то время как он тянет её за плечи и встряхивает, будто заставляя избавиться от гневной пелены, что заслонила её разум.