Закат империй

— Но зачем ты читал так много… э-э… об одном и том же?

— Я пообещал себе прочитать все, — честно признался Меррен. — Если в одной из подобных книг найдется еще хоть что-нибудь, что в состоянии мне помочь… «Не пренебрегать никакой возможностью усилить себя» — ведь так, учитель?

— Это так, — невозмутимо сказал учитель. — Но верно также и другое: «Не доверяйся никому, ни в чем и никогда».

— «Нельзя доверяться полностью — никому, никогда и нигде»,поправил Меррен. — Ты хочешь сказать — что, если книги меня обманут?

— Именно так.

— У них не получится. Я учитываю сказанное в них, но не стану полагаться на прочитанное.

— А на свое суждение о прочитанном? — остро спросил учитель.

— Вот ты о чем, — задумчиво сказал магистр. — Да. Пожалуй, да. Но ведь это мое суждение!

— Даже если оно основано на ядовитой, умышленно сотканной лжи?

— Весь мир переполнен ядовитой ложью. Но у меня нет иного мира, чтобы основывать свои суждения на безупречных истинах.

— Хорошо! — учитель был явно доволен. — Налей мне, пожалуйста, морса, Анси. Прямо в этот стакан. Достаточно, спасибо. Итак, ты ждал меня, сынок. Если не секрет, зачем?

— Я ждал вестей из Сердца Ордена.

— Но ведь вести мог передать любой посланник, разве не так? Зачем же ты ждал именно меня?

Меррен поколебался.

— Очевидно, мне хотелось еще и обсудить эти вести с тем, кого я уважаю и кому хоть сколько-нибудь доверяю, — предположил он.

— Неплохо, — кивнул учитель. — Это все?

Меррен серьезно задумался.

— Нет, — наконец сказал он. — Еще я хотел увидеть тебя просто потому, что мне приятно было бы тебя увидеть, и потому, что я хотел бы получить твое последнее напутствие. Своего рода благословение.

— Нужно ли будущему богу благословение смертного? — с сомнением спросил учитель. — Впрочем, ладно. Если это мелкое суеверие способно улучшить твое настроение, а следовательно, и увеличить твою силу, то я, разумеется, не премину тебя напутствовать и благословить, — он ехидно захихикал. — Потом можно будет заказать храмовую фреску — уже в том мире, конечно. «Предвечный благословляет Господа нашего». По-моему, звучит впечатляюще. Должно вызывать экстатический трепет, особенно если нарисовать как следует.

Меррен состроил гримасу.

— Богомазы непредсказуемы, — сказал он с изрядной долей скепсиса. Насколько я могу судить, лучше всего они справляются с тем, чего левой ноге захотелось. Желание заказчика при этом обычно не учитывается.

— А теперь займемся тем, ради чего я, собственно, и приехал, обыденным тоном сказал учитель. — Речь пойдет о делах чрезвычайной важности, так что закрой, будь добр, окно, благо дым уже давно выветрился. И призови все свои Силы Защиты, буде какая еще доселе беспечничает.

— Ну и церемонии, — озадаченно протянул Меррен, тем не менее послушно выполняя все указания учителя. — О чем же мы собираемся говорить?

— О твоем имени, которое, как ты полагаешь, знают только два человека, — размеренно сказал учитель.

— Двое, — повторил Меррен, стоя посреди комнаты и тревожно глядя на него. — Я сам и… и ты, учитель. Разве не так?

— Совсем не так, — учитель встал и взял нетопыря в ладони. — Лети, малыш, погуляй по дому. Незачем тебе об этом слушать. Анси, выпусти его.

И только когда дверь за шустрым зверьком закрылась и была запечатана, учитель заговорил снова:

— Вот как обстояли дела в день твоего рождения, Анси; едва ты увидел свет и первый раз крикнул, как тебя приняли у матери доверенные люди, отнесли в потаенную часовню и нарекли.

— Я это знал давно, — перебил его Меррен. — Ты же и рассказывал. Один из этих людей был ты, другой уже умер — так?

— Нет, — слабо сказал учитель. — Не так.

Он потянулся за стаканом. Меррен поспешно пододвинул столик с подносом к креслу.

— Их было трое, ибо нарекали они тебя по великому обряду, именем, которое знают все Силы, а для такого обряда двоих недостаточно. И был в часовне еще один ребенок, рожденный за день до тебя, но еще не нареченный, и его нарекли в тот же час и на том же алтаре, и дали ему то же имя. А потом его умертвили, быстро и безболезненно, и воззвали к Силам, и сказали так: «Вот, рекомый умер, и будет похоронен до верного знамения, и да будет имя его похоронено вместе с ним до урочного срока, до истинной поры.» И Силы слышали это, и приняли это. Тогда второго ребенка погребли у алтаря, и на его могиле двое из адептов убили себя со смыслом и значением.

— Как?.. — прошептал Меррен. Зрачки его расширились, сердце бешено колотилось, и непокорная холодная испарина выступала на лбу, преодолевая все попытки магистра держать себя в руках.

— Они проклинали жизнь, и Бога, даровавшего им жизнь. Они поразили себя кинжалами из черного льда трижды, в сердце, в горло и в мозг.

— Это невозможно! — беззвучно выкрикнул Меррен. — У человека не хватит сил сделать это! Тем более — с самим собой!