Закат империй

— Возможно, — ледяным голосом сказал учитель. — Я говорю это, потому что сам видел. Третий адепт вынес тебя от алтаря, и, не переступая порога часовни, передал тебя мне через порог, а потом тремя ударами такого же кинжала разрушил свою жизнь, свою мысль и свою душу. И вот тогда мы — я и мой товарищ — показали тебя солнцу и небу, и под открытым небом, перед ликом всех богов, нарекли второй раз. Тем именем, которое ты знаешь. Потом мы метнули камни судьбы и прочитали их знаки. И выпало так, что стать твоим учителем назначалось мне. Тогда я взял со своего товарища великую клятву молчания и убил его. И только потом тебя отнесли к матери. Но ей назвали уже третье имя, то, которым ты пользовался в детстве. Вот как было на самом деле, Анси, Савальден, Свиервитсаатли, Харим, Меч моей Веры магистр Меррен.

Потрясенный Меррен молчал.

— В день моего отъезда к тебе старую часовню разрушили, не тронув алтаря. И вскрыли могилу младенца у священного камня, и его косточки извлекли на свет. И три адепта стали у алтаря и воззвали к Силам, и сказали: видите, час настал и погребенное вернулось. И… держи.

Он передал Меррену вырезанный из кости небольшой пенальчик. Пятигранный барабанчик в пол-пальца длиной.

— Что там? — голос магистра дрогнул, и он досадливо прикусил губу.

— Имя, — коротко ответил учитель. — Твое первое истинное имя, которого не знает никто. Даже ты. Этот медальон все годы твоей жизни лежал в могиле. Ты откроешь его в самый трудный для тебя час, чтобы призвать на помощь всю мощь Сил. А если сможешь не открывать в этом мире — что ж, тем лучше. Тогда именно так тебя будут называть те, кто станет поклоняться тебе. И еще: сегодня вечером ты убьешь меня. И тогда твое второе имя будет знать только один человек.

— Учитель! — пораженно вскрикнул Меррен.

— Я не люблю, когда меня пытают, сынок, — жестко усмехнулся учитель. — И не люблю убивать себя сам, если это неприятное дело можно свалить на другого. Спорить не о чем: это решено, и так будет.

— О-ох! — выдохнул Меррен, обеими руками тяжело опираясь о стол. За что, боги? За что мне такое?

— За право дерзнуть, — с мрачной веселостью сказал учитель. Дерзание дорого стоит, мой мальчик, и не только для самого дерзающего.

— Но…

— Ты предпочел бы, чтобы я бессмысленно погиб в лучах Заката, всеми брошенный и забытый? — с грубой прямотой спросил учитель.

— Нет, конечно, но…

— Или хотел бы, чтоб я попался в руки тыловым службам Вечного Отряда; и они, не торопясь, выпустили из меня потроха в погоне за чем-нибудь, что может повредить тебе?

— Да нет же! — отчаянно крикнул Меррен, уже не заботясь о сохранении самообладания.

— И чтобы я тратил последние крохи сил и жизни, пытаясь уберечь твои тайны?

— Ох, нет!

— Тогда в чем же дело? Ну, а если, — учитель заговорщически понизил голос, — если ты и впрямь так меня любишь, если тебе удастся помнить обо мне, невзирая ни на что, то я воскресну, Анси. Воскресну у твоих ног в сиянии Рассвета. Разве это так уж сложно для бога, творящего новый мир?

— Да! Нет… ох, дьявол, дьявол! — Меррен сжал кулаки и с силой опустил их на столешницу. Потом сорвал пробку с графина мдецхлари, плеснул вина в стакан и жадно выпил, скользя зубами по стеклу. — Да! Конечно, я так и сделаю! Ох, учитель, ты из меня всю душу вынул!

— Твоя душа при тебе, — спокойно сказал учитель. — Дай морса, Анси.

Магистр наполнил стакан прохладным пенистым напитком и протянул учителю. Мотнул головой, как норовистый жеребец, и налил себе еще вина.

— Только не надирайся, — бесстрастно предупредил его учитель. — Я еще не закончил.

— Как?! — возмущенно спросил Меррен. — У тебя в запасе есть что-то?

— У хорошего учителя всегда что-нибудь есть в запасе, — учитель хлебнул морса. — Но сейчас я готов для начала ответить на твои вопросы. Если они у тебя есть.

Меррен сосредоточился.

— Есть, конечно. Хотя и не очень срочные.

— Если ты хочешь задать их мне, то они уже стали срочными, напомнил учитель, откидываясь на спинку кресла. — Что это за звук… ах, да, это малыш скребется. Впусти его, Анси, время великих тайн прошло. Наступило время обычных больших секретов.

Магистр прошептал слова, снимающие печать, и распахнул дверь. Крошка-мышонок радостно пискнул, расправил перепонки и отвалился от притолоки головой вниз. Уже у самого пола он легко кувыркнулся и в два взмаха взлетел на плечо учителя. Учитель ласково почесал его между остренькими ушками.

— Возьмешь малыша к себе? — спросил он с нежностью. — Жалко будет выгонять на улицу, зверек славный. Умный и полезный. И ты ему, кажется, нравишься. Анси тебе нравится, малыш?

Мышонок доверчиво затрепыхал крылышками и застрекотал — как по своим меркам, так басом.

— Он тебя уважает, но побаивается, — перевел учитель. — Ты очень суровый и придирчивый. Но малыш у нас старательный. Правда, малыш?

Нетопырь застеснялся и полез на привычное место за пазуху.

— Как его зовут? — спросил Меррен.

— Это твой первый вопрос? — учитель засмеялся. — Тосси. На сенейском — иголочка.

— За зубы, что ли? — засмеялся и Меррен.

— Скорей за язык, — хмыкнул учитель. — Возьмешь? Считай, что это наследство: возьмешь?