Закат империй

Обыкновенная большая комната, в середине — стол подковой. Еще стол председателя на высоком подиуме. Кресла. Все. В любом другом месте это назвали бы просто комнатой. В крайнем случае — залом; за размеры и некоторую торжественность, выраженную тяжелыми портьерами и некрасивой драпировкой стен. В Коллегии это помещение почему-то называлось ложей.

— Может, начнем? — умоляюще спросил Клосс Этерно, направленный сюда как наблюдатель от Островной гильдии. Клоссу было скучно и неуютно. Он все еще чувствовал себя чужаком в Гетменди, и на полном основании, между прочим. Ему не доверяли, с ним почти не разговаривали, его не приглашали в гости, зато доносы на него поступали часто. Иногда и дважды в день.

— Может, и начнем, — лениво сказал Альрихт и зевнул.

Гроссмейстер уже успел даже подремать на диване, пока не пришел Клеген. Потом пришлось проснуться, но зевать Альрихт продолжал до сих пор. Сначала он стыдливо отворачивался и прикрывал рот ладонью, потом отворачиваться перестал — надоело, а потом, когда выяснилось, что половина пришедших готова променять все Рассветы на час здорового сна, Альрихт счел бессмысленным таиться. Теперь все зевали открыто и непринужденно, что создавало привычную атмосферу заседания.

— Хронодайк ртутный? — без интереса спросил Клосс.

— Не помню, — так же лениво ответил Альрихт. — Кажется, контактный гироскопический. А может, и ртутный. Все равно врет, скотина, минуты на три, а то на четыре.

— Отстает?

— Спешит. Хочет отделаться поскорее и заснуть снова. От нас набрался, наверное, — Альрихт снова отчаянно зевнул. — У меня уже уголки рта потрескались.

— Если гироскопический, тогда должен и в полночь орать, — деловито сказал Клосс. — Орет?

— Убей, не помню. По-моему, орет.

— Тогда гироскопический, — безнадежно сказал Клосс и уперся лбом в стену. — Если бы у меня было право голоса, гроссмейстер, я предложил бы начать поскорее.

— Потому тебе права голоса и не дают, — проворчал Альрихт. — Боятся. Болото, понимаешь. Вдруг ты его шевелить начнешь?

Мимо прошел озабоченный Клеген.

— Господин Этерно, я вас в пятый раз убедительно прошу не ставить стакан на стол, — сказал он, не останавливаясь. — Глинтвейн липкий, на полировке круги остаются.

— Я могу деформировать донышко, будут оставаться квадраты, предложил Клосс. — Или лучше звезды?

Клеген не был склонен радоваться шуткам. Он раздраженно буркнул под нос что-то невнятное и скрылся в соседней комнате.

— Ох, не любят тебя, маг, — сказал Альрихт. — Ты прицепи левиташку с балансом и буксиром, пусть глинтвейн за тобой сам бегает.

— А поднос или хотя бы салфетку использовать слабо? — возмущенно сказал Клосс. — Не любят? Черт с ним, пусть не любят, но зачем тратить нервы и Силу, если в мире есть подносы?

— Что ты понимаешь? — цинично сказал Альрихт. — Ничего ты не понимаешь. Если поставить поднос, это получится, что мы сюда глинтвейн пить пришли. А так у нас якобы деловое собрание, а всякие излишества — единственно от простоты нравов и щедрости души.

— Ничего я не понимаю, — согласился Клосс. — У нас от простоты нравов пьют прямо за столом. Во время заседания. Из горлышка. А щедрости души у нас, как видно, нет, потому что пьют чаще за свои.

— Дикий народ, варвары, — понимающе покивал Альрихт. — У вас, небось, секретарь и казной не ведает, и представительские из нее не сосет…

— А у нас и секретаря нету, — в тон ему заметил Клосс. — Мы люди темные, невежественные.

— Вот темнотой вашей вы нас не пугайте, — гордо сказал Альрихт, не выдержал и засмеялся, но тут же снова состроил надменную мину. — Мы и зелененьких видывали.

— Это точно, — не отстал Клосс. — По вашей погоде не то что побледнеть, а и заплесневеть недолго.

Он с огорчением посмотрел на тыльную сторону ладони, темно-серую, даже с металлическим синеватым отливом.

— А какой загар был, — сокрушенно сказал он, опуская руку. — Как сталь, понимаешь, натуральный полированный клинок… Все пропало, все слезло. Когда моюсь, так даже плакать хочется. На Островах сейчас солнце, жара…

— А ведь ты Островов больше никогда не увидишь, Клосс, — серьезно сказал Альрихт. — Ты понимаешь, что это такое — никогда?

— Разве ж человек может такое понять? — отрешенно сказал Клосс. — По мне, так бесконечность в уме не укладывается. Только название влазит. И еще запоминаешь, что это очень много.

— Иногда мне кажется, что я понимаю бесконечность, — задумчиво сказал Альрихт. — А потом все теряется. И снова обнаруживается в самый неожиданный миг…

— А почему — никогда? — вдруг спросил Клосс. — Я как раз думаю, что, если сразу после этого сбора… это ведь последний сбор?

— Да последний, конечно, — без затей сказал Альрихт. — Куда ж дальше тянуть? Сегодня надо решать — и в путь.

— Значит, моя миссия закончена, и я смело могу возвращаться домой, мечтательно сказал Клосс.

— Там ведь уже нет никого, — напомнил Альрихт. — И вообще неизвестно, что там сейчас творится.

— А что там может твориться? — Клосс пожал плечами. — Все, как всегда. У нас всю жизнь все было так, как будто завтра Закат.

Мимо опять прошел Клеген, недовольно хмурящий брови.