Закат империй

— Кто придумает темницу, откуда нельзя сбежать? — пробормотал сильно запачканный дергунчиком адепт, имени которого Альрихт не знал.

— Есть такая темница, — приветливо сказал Тузимир. — Во времена правления Цагатарна Хигонского один из братьев наших в монастыре Эдели совершил великий грех супротив справедливости, и покарали его довечным заточением. Так до сих пор не вышел, хотя, говорят, силен был безмерно.

— А что сделали? — настороженно спросил Нерваль.

— Закатали в таку саму бутыль, как мы вестимое проклятье словили, да упхнули в Ничто, — благовоспитанно пояснил Тузимир. — В большое Ничто, то есть, что промежду малыми Ничтами. Там и обретается посейчас.

— Да что ж он там жрет? — испуганно спросил Вельстрем, даже трезвея немного от серьезности происходящего.

— А там же времени никакого нет. Обретается в безвременье, для суетного света недосягаемый.

— Это, кажется, подходит, коллеги, — осторожно сказал Мегиш. Нерваль кивнул. Клеген поразмыслил над чем-то и тоже склонил голову.

Альрихт быстро обвел взглядом тех немногих, от кого можно было ждать толкового слова. Нерваль, Мегиш, Клеген, Тузимир, Миштект, Номатэ, Вельстрем… все, пожалуй. Семеро из семидесяти. И все. Кошмар! И ведь это лучшие из лучших, умнейшие из умнейших! Еще он сам, Этерно и Морена. Но этих можно не считать. А остальные? Позор! Безмолвное стадо! Трясина, декшасс!

— Коллеги, кто согласен с приговором, предложенным коллегой Тузимиром и поддержанным коллегой Мегишем?

Дружное фиолетовое свечение было сдержанным и даже несколько траурным. Клеген встал и ожидающе повернулся к Альрихту. Гроссмейстер тоже встал.

— Господин Клеген, я прошу вас приступить к церемонии.

Клеген скорбно поклонился.

— Братья по ложе, коллеги-адепты! — возгласил он приглушенным голосом. — Вот перед вами предстали двое, преступившие наши уложения. Как они приносили великие клятвы служения нашему слову и делу, так можно и должно нам их судить, и присужденное свершить. Были они рассмотрены и дела их оценены, и признано, что виновны, и приговорено, что будут они заточены в силовые коконы высокой энергии, и отправлены в ультрацедент навеки веков. Нет ли им защитника и заступника?

Ложа молчала.

— Нет ли им утешителя или избавителя?

Никто не шелохнулся.

— Тогда сим утверждаю — да свершится!

Коротко полыхнул фиолетовый салют. Альрихт положил руки на Темное Пламя. Над его головой стало разгораться зловещее свечение.

Очень, очень хотелось повернуться и глянуть на дерзкого Ирчи — как он там сейчас? Но гроссмейстер не позволил себе слабости.

— Коллеги! — сказал он поначалу слабым, но с каждым словом крепнущим голосом. — Во имя наших клятв и заветов — едины ли мы ныне в нашей воле?

Фиолетовая тишина.

— Цельны ли наши помыслы, совершенно ли слияние наших душ?

Молчание, только ореол согласия стал ярче.

— Вручаете ли вы мне вашу Силу, наделяете ли вы меня правом свершить за всех?

Темное Пламя исторгало волны мощи, и фиолетовый пожар заставлял защиту стен пылать.

— Да будем мы единым телом, да будет дух наш слит воедино в едином устремлении! По праву, которое вверено мне, велю вам направить всю Силу свою в едином усилии, в едином порыве, по великому праву гроссмейстера говорю и утверждаю: так да будет!

Левой рукой Альрихт сжал третий талисман жезла, правая возлежала на Темном Пламени, и гроссмейстер завершил провозглашение решительным кивком головы.

— Да свершится ныне по слову моему!

Холодный огонь, захлестнувший комнату, был уже просто ослепительно белым, разве что в темных углах оставался бледно-сиреневым. Беззвучная дрожь пробежала по ложе — и пламя согласия погасло. И стало тихо.

И ничего не случилось.

Потом Альрихт на нетвердых ногах спустился с подиума и подошел к приговоренным.

— Ирчи, — сказал он дрогнувшим от нежности голосом, — Ирчи, как ты? Прости, Клосс. Прости, Ирчи. Я знал, знал, конечно, что ты высматривал в Ринфе. Я знаю, кто там у тебя живет. Я тоже проверял — именно потому, что пришли Уртханговы вояки. С ней все в порядке, Ирчи. Еще сегодня утром было все в порядке. А тебе, Клосс, мне даже сказать нечего. Просто… У меня не было другого варианта, ребята. Простите, что не распутываю вас сразу. Не хочу, чтобы вы полезли драться. Рты сейчас раскрою, толь…

Альрихт замолчал и утомленно сел на край стола.

— …ко не надо сразу меня перебивать, — сказал встающий Клеген. — Мне и так трудно, поймите. Голова раскалывается, я ж ни…

Клеген направился к двери.

— …когда раньше не пробовал такого делать, — сказал Нерваль, обходя подкову стола. — Так вы мне уж голову не морочьте, дайте договорить.

Нерваль раскрыл верхнюю половину коконов. Клосс посмотрел на него с интересом. А Морена даже не посмотрел, он был занят. Он дышал.

— Так вот получилось, — сказал Вельстрем. — Мне нужна была казнь. И приговор. Иначе не получилось бы.

— А единственный способ отделить вас от остальных, который я придумал — это сделать вас обвиняемыми, — сказал Тузимир.

— Простите, если можете, — сказал Номатэ и полез в карман. — Вот. Ах ты, ч-черт! Это ж не тот карман!

— Вот, — сказал Альрихт. — Господи Эртайсе, что ж он с собой носит?