Вдруг в самой гуще праздника наступила тишина, музыка стихла, а к небольшой концертной площадке подошел Жан. Взобравшись на помост к музыкантам, он взял микрофон и тоненьким, почти детским голосом, стал поздравлять молодых. Его лицо светилось от радости, но только Синьену была понятна истинная причина этой радости. Банкир не скупился на похвалу и пожелания, и каждое его слово сопровождалось бурными аплодисментами присутствующих гостей.
Это веселило всех… кроме одного человека.
Он все также сидел в тени небольших деревьев, стараясь отстраниться от всего этого хаоса. Он сделал главное — его дочь теперь в совершенно другом мире, более спокойном и обеспеченном, Жан об этом позаботится, несомненно. Теперь все было сделано.
Гости начали выстраиваться в небольшую колонну и медленно подходили к столу молодых, где щедро одаривали и лично поздравляли жениха и невесту. К большому удивлению, колонна выстроилась почти до самых дверей и норовила вывалиться за пределы охраняемой зоны.
Он поднял часы и посмотрел на время — нужно было заканчивать. Долгие праздники были утомительны для него, а с сегодняшним его состоянием это было опасно вдвойне. Синьен подал сигнал своему подчиненному и тот почти мгновенно пробежался вдоль колонны, где начал поторапливать присутствующих. Через несколько минут люди начали рассеиваться. Быстро откланявшись, они покидали праздник, садились в подготовленные автомобили и уезжали по своим домам. Праздник подходил к концу и осознание этого не могло не радовать хозяина всего этого торжества. Когда же последний гость благодарно пожав руку Синьену, скрылся за металлическими воротами дома, улыбаясь и сияя от радости, к нему подошла его дочь.
— Почему ты такой хмурый, папа?
Она обошла его со спины и легонько обняла.
— Мне больно видеть, что ты покидаешь наш дом. Посмотри на свою мать, она плакала весь праздник.
— Но я ведь никуда не уезжаю, мы будем жить рядом с вами. Я уже говорила об этом со своим мужем и он обещал купить дом поближе к вам.
Она наклонилась и поцеловала Синьена в щеку.
— Зачем тебе это? Теперь ты должна создавать свою семью и наше соседство будет только лишним. Ты должна понимать, что у тебя теперь другая семья и все возникающие проблемы ты будешь решать вместе со своим мужем.
— Ты говоришь так, будто мы никогда больше не увидимся. Не надо так. Сегодня такой день, а ты все о грустном. Так жить нельзя. Улыбнись. Ну давай! Ради меня.
Она продолжала уговаривать его и Синьен, поддавшись уговорам, натянуто улыбнулся.
— Вот видишь, не так уж это и трудно.
После этих слов он отпрыгнула от него, словно бабочка, и направилась к обратно к столу. Он смотрел ей в след и ловил себя на мысли, что во всей его лживой и гнусной жизни есть светлое создание, на которое хочется смотреть и радоваться. В его голове тут же всплыла картина той ночи, когда он взволнованный ходил вдоль медицинской палаты, где лежала его жена и вот-вот должна была родить. Помнил тот момент, когда впервые услышал голос новорожденной дочери и как был безмерно рад этому звуку… А теперь ему предстояло уйти. Она не знала этого, он старался всеми силами оттянуть этот разговор и избавить дочь от лишнего волнения. Наверное, так и должно быть, когда зарождается новая жизнь, старая должна уступить ей место. Этот закон нельзя было нарушать, как нельзя было и то, чтобы отец хоронил своих детей. Синьен вспомнил Хамона и невольно стал укорять себя за его смерть. Он не был рад, когда его сын решил войти в мир, где отец уже много лет жил и работал, но он был взрослым и решения должен был принимать сам. Синьен винил себя, что в тот злополучный день не настоял на обратном и не заставил молодого отпрыска забыть про эту идею. Так или иначе, но виновный в смерти был только он. Ни Лефевр, ни кто-либо другой. Только он и никто иначе.
Он раскаивался. Ни в слух, а про себя, в глубине души он просил прощения за все, чтобы сделано им за время, которое отвел ему Господь. Он знал, что его ждет и куда он отправится, но не пытался вымолить прощения, ему просто хотелось раскаяться. Именно сейчас, когда он одной ногой шагал в бездну, ему хотелось высказать все то, что не смог сказать за целую жизнь. И плевать как это скажется на его будущем, главное что он смог.
Солнце тихо двигалось по небосводу и вскоре вышло на такую точку, что яркие лучи упали прямо на то место, где сидел старик. Они обжигали и слепили, но к большому удивлению он не испытывал дискомфорт, наоборот, ему было приятно и он хотел насладиться этим явлением. Тело становилось ватным и непослушным, руки медленно упали на подлокотники и повисли как сухие ветки. Его сердце билось ровно, совершенно не так как это было раньше, с усилием и натугой. Он чувствовал себя так хорошо, как никогда в жизни, все буквально трепетало у него внутри и от этого ему стало легко. Хотелось спать. И под давлением этого чувства он закрыл глаза…. чтобы никогда больше не открыть.
Глава 15