Закат на Авеню Монтень (СИ)

Это был отец жениха. Старый банкир был полной противоположностью Синьену — он не курил, практически не пил алкоголя и был просто помешан на утренних пробежках. Присев рядом с ним, он сразу перевел разговор в более серьезное русло.

— Что с нашим делом, старина?

— Сегодня свадьба наших детей, а ты все никак не успокоишься.

— Такие дела не могут быть отложены в долгий ящик, мои коллеги ждут ответа на поставленные вопросы.

Видя напористость своего новоиспеченного родственника, Синьен злобно посмотрел на него.

— Ты можешь потерпеть всего один день и оставить рабочие моменты за дверями этого дома.

— Ты говоришь так, будто тебя это уже не касается и ты не при делах. Если что, то хочу напомнить тебе, что это была твоя идея и отречься от нее у тебя не получится. Последние дни я только и занимаюсь тем, что кормлю отговорками наших партнеров, а им это уже надоело. Деньги перестали приходить на счета, но судя по нашим подсчетам товар распродан еще не весь. Примерно треть от всего осталась нетронутой. Ты не мог бы мне объяснить почему твои люди не реализовывают остатки?

— Потому что его у них нет. Вообще нет.

Худощавый банкир от удивления раскрыл глаза.

— То есть как «нет»?

— Очень просто.

— Но-о там более шестидесяти килограмм! Кто был ответственным за это.

— Мой сын — Хамон.

— Где он?

— В могиле.

Жан замолчал. На этот раз слова Синьена звучали серьезно и с большой долей сожаления. Банкир хотел было продолжить разговор, но подумав, понял что сейчас не время.

— Прости, я не знал. Ты знаешь кто убийца?

— Да.

— Он уже понес наказание?

— Нет, и я не собираюсь мстить.

Не понимая, как дальше вести разговор, банкир почти вплотную приблизился к Синьену.

— Что с тобой, старина? Ты совсем не похож на того прежнего человека о котором мне приходилось слышать. Ты выдохся? Тебе просто надо отдохнуть, а потом с новыми силами вновь взяться за это дело. Понимаю, это трудно и неприятно, но зло должно быть наказано, а преступник сидеть в тюрьме. В конце-концов это плохо влияет на твою репутацию. Если ты и дальше продолжишь спускать подобные вещи своим недоброжелателям, то в скором будущем с тобой никто не захочет вести дела. Что будет через пару лет, ты об этом подумал?

Синьен устал слушать все это, но обрубить разговор сразу и безапелляционно ему не позволял статус и положение сегодняшнего дня.

— Понимаешь, Жан, я не знаю точно доживу ли я до завтрашнего дня, а ты просишь смотреть на годы вперед.

— О чем ты?

— Пару месяцев назад я обследовался у своего личного врача и он вынес мне вердикт. У меня рак легких… в запущенной стадии. Он отмерил мне время, которое вот-вот подойдет к концу. И сейчас, когда я одной ногой в могиле мне хочется больше времени проводить с семьей, а работу оставить тем, кто будет после меня.

— И кто будет этот человек?

— Думаю твой сын прекрасно с этим справится.

Услышав такое заявление, банкир радостно заулыбался.

— Хорошо. Черт, да это же прекрасная новость!

— Я был уверен, что ты обрадуешься. Но я сделаю это с одним условием.

Жан внимательно посмотрел на Синьена.

— Ты, или твой сын никогда не вернутся к делу о смерти Хамона. Даже если об этом будет просить моя дочь.

— Как тебе будет угодно. Но что во всем этом такого секретного, что ты боишься довести это дело до конца?

— Я не говорил, что боюсь. Есть много других причин, чтобы не возвращаться к этому, и ты должен мне пообещать, что забудешь об этом.

— Обещаю, старина.

Банкир одобрительно похлопал Синьена по плечу и, услышав знакомый голос в толпе, направился в самую гущу праздника. За ним так же последовали те несколько знакомых, что постоянно сопровождали его на подобных мероприятиях. Вскоре вокруг никого не осталось и Синьен вновь остался один. Он радовался подобному одиночеству. Большие компании утомляли его и очень сильно раздражали. Одиночество было для него самым лучшим другом и собеседником — оно никогда не говорило лишнего и всегда давало высказаться. В голове вновь всплыли мысли о Лефевре. Об этом единственном полицейском, к которому он впервые проникся уважением. Не таким, какое обычно бывает с людьми, а более сдержанным, но для него самого это было непривычно, ведь полицейских он всегда считал людьми не первого сорта. Но с этим человеком все вдруг стало по-другому. Дидье не был похож на тех с кем ему приходилось общаться раньше. Исполнительный, лаконичный, если он говорил, то всегда по делу, в его словах всегда была сила и уверенность. Наверное именно поэтому он и отдал тогда приказ на его убийство — он боялся его и с каждым днем неизвестности, когда он точно не знал жив или мертв Лефевр, этот страх усиливался.

Этот фараон заслужил спокойной жизни. Он доказал это тем, что смог выжить в той катастрофе, что не побоялся выступить против него, человека, необделенного властью и деньгами. Это вызывало уважение.