Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио

Александра улыбнулась, и граф уловил каплю самодовольства в этой улыбке.

– Я бы сама хотела знать.

– А он, простите, не говорил Вам, во время Вашего визита, чем он в то время занимался?

Александра попыталась вспомнить.

– Не очень. Мы… мы мало виделись… то есть мы были в Венеции всего лишь одну неделю.

– Я понимаю, но?

– Но, Ваше Сиятельство?

Александра увидела, что граф на нее смотрит напряжено, нежно, с замершим дыханием.

– Но он же, простите за нескромность, сделал Вам предложение. Он мне сам рассказывал, и не один раз, как он в Вас… влюбился.

– Влюбился?

– Вы сомневались?

– Не знаю. Все было так странно, так неожиданно.

– А что, у любви есть четкая, ясная программа?

– У меня о нем было совсем другое представление.

– Какое?

– Я в нем видела писателя, вольнодумца, путешественника, любителя приключений, бунтаря.

– Бунтаря? Джакомо Казанова – бунтарь? Ха! Более консервативного и старомодного человека я в жизни не видал!

– Может быть. Но супруга в нем я точно не видела. Да и вообще, я не хотела выходить замуж. Понимаете? Я его не узнала, когда он мне сделал предложение. В тот момент он был мне чужим. Я разочаровалась, испугалась.

– А Вы знаете, что после Вашего отъезда у него были неприятности с венецианским государством?

– Неприятности?

– Когда Вы гостили в Венеции, власти попросили его не общаться с графами дю Нор и их свитой. По каким-то дипломатическим причинам, как я понимаю. Но месье Казанова продолжал общаться с Вами, вопреки просьбе его государства.

– Правда?

– А после неожиданного и скоропостижного отъезда русской делегации отношения между Венецией и Россией слегка испортились, и месье Казанову подозревали в политической измене. Он рисковал попасть в тюрьму, делая Вам предложение, мадам Снежинская.

Александра ушла в себя на секунду.

– Это поразительно, Ваше Сиятельство.

– Что?

– Я тогда не представляла, что вокруг нас велись какие-то политические интриги. Но сейчас я прекрасно понимаю, как венецианцы могли обидеться после нашего скоропостижного отъезда. Ведь они так великодушно нас принимали. Я даже помню, как вся площадь Сан-Марко была наполнена недоумевающими лицами, когда мы отчаливали. Как поднималась вода. А потом… да, конечно! Потом наш гофмейстер, граф Салтыков, поговорил с цесаревичем и убедил его, что с венецианцами нельзя ссориться. Да, сейчас я все понимаю!

– Мадам, а можно Вам задать один вопрос? Можно Вас спросить, почему цесаревич внезапно решил покинуть Венецию? Как мне рассказывал месье Казанова, отношения между русской делегацией и венецианцами были очень хорошими; договаривались о каких-то взаимных действиях, проектах; венецианцы ждали от цесаревича какого-то решения. И вдруг, без уведомления, русская делегация покидает город. Почему? Что случилось?

Глаза Александры начали блуждать по кабинету. Ей стало душно. Она посмотрела на окна, но они уже были полностью открыты.

– Вы мне недавно предложили рюмку бренди, граф?

– Конечно.

Граф аккуратно передал ей рюмку, и она сделала маленький глоток, заметив, с какой повышенной любознательностью он ждет ее ответа.

– Я думаю, Ваше Сиятельство, при каждом дворе есть свои правила игры.

– А при петербургском?

– Еще до того как делегация отправилась в Европу, моего отца уволили из Академии наук за то, что он высказался против одного государственного декрета, еще больше ограничивающего свободу крепостных. Ему было запрещено выезжать из нашего поместья.

– О!

– Я уже состояла в фрейлинском штате великой княгини. Многим придворным было весьма странно, что моего отца уволили, потому что он никого не оскорблял, уж не говоря о самой короне. Потом цесаревич мне сказал… наедине… что он вступится за моего отца.

Александра сделала паузу.

– Хм.

– Он был вежлив, решителен. И я…

– Я все понял, мадам.

Однако граф почувствовал, что Александре не было противно вспоминать тот период. Наоборот, разговаривать о нем для нее было облегчением.

– Я была глупая, очень глупая. Цесаревич, конечно, ничего не сделал. Он только обещал и обещал и таким образом держал меня на привязи. У меня еще были какие-то надежды, когда мы уезжали в Европу.

– Как обидно.

Она сделала еще один глоток.

– Его ревность была нечеловеческой. Когда мы вернулись в Петербург, он отстранил меня от своего двора. В качестве метрессы он взял мою подругу, думая, что этим мне отомстит.

– А Ваш отец?

– В конечном итоге ему было позволено передвигаться свободно. Но в академии его место отдали другому. Он продал часть нашего поместья и жил на частные уроки. К тому времени я уже начала преподавать в институте. Замуж я никогда не выходила.

– Как?

– Все претенденты были неинтересные. И как ни парадоксально, при каждом новом предложении я думала о Джакомо.

– Правда? То есть Вы передумали…

– Не знаю. Знаю только одно: время, проведенное с ним тогда в Венеции, было бесподобным, даже несмотря на то что мы виделись каких-то коротких пару дней. Какой смысл тогда мне было выходить замуж? Вы понимаете?

– Вот это да! – граф привстал и налил себе рюмку. – Давайте выпьем, мадам.

– За что?

– Как за что? Вы дописали его мемуары!