Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио

– Он оскорбил одного влиятельного господина, Джанкарло Гримани, опубликовав повесть, в которой рассказывается в скрытой, но понятной форме, что отец Джанкарло, Микеле, был на самом деле отцом месье Казановы. А отец Джанкарло был какой-то незначительный человек.

– Ужас!

– Месье Казанова покинул Венецию в 1783 году и больше не возвращался. По этой причине он не получал Ваши письма.

– И месье Гримани ему никогда не простил?

– Месье Казанова однажды ему написал, принося свои самые глубокие и искренние извинения. Но письмо осталось без ответа.

Граф прочистил горло.

– И тогда он переехал к Вам и стал Вашим библиотекарем?

– Не сразу. Сначала он был секретарем венецианского посла в Вене. Мы там и по знакомились.

Александра посмотрела в окно на далекие горы и вздохнула, освобождаясь от накопленного напряжения.

– Я уверена, граф, что ему рядом с Вами было очень интересно.

У графа мелькнула любопытная улыбка.

– Вы думаете?

– А что, нет? Он сам упомянул Вашу замечательную библиотеку. Вы мне кажетесь человеком очень эрудированным, как и он.

– Благодарю, мадам. Я пытался сделать все, чтобы его жизнь в этом замке была нескучной. Но, как Вы знаете, Джакомо Казанова был человек непростой. У нас были хорошие отношения. У него была пенсия – тысяча флоринов в год. Он мог заниматься, чем хотел, встречаться, с кем хотел. У него не было никаких ограничений. Его основная работа заключалась в удовлетворении моих научных и эстетических интересов. Для этого у него было двадцать пять тысяч книг.

– О!

– Но его многое раздражало и даже обижало. Маленькие, незначительные вещи.

– Что именно?

– Например, недоваренные макароны, непонятое мною его выражение на немецком языке, звук охотничьего рога, извозчик, не успевший ему сказать «спасибо», и так далее. Отношения с горожанами и слугами этого замка были неважные. Люди смеялись над его манерами, шутили над его привередливостью, его акцентом. Однажды он страшно поругался с дворецким, дело чуть не дошло до поединка. Месье Казанова был человеком другого поколения, другой культуры, из старого мира.

Граф улыбнулся ностальгически.

– Пожалуй.

– Я помню случай, одно недоразумение, в котором вина действительно была моя. Да-да. Однажды я принимал гостей, и к нам присоединился месье Казанова. Шел живой разговор. У всех было отличное настроение. Играла музыка. Затем, когда все сели за стол ужинать, выяснилось, что мест за главным столом для всех не хватает. Я попросил месье Казанову сесть за отдельный стол с адъютантом одного генерала. Вы бы видели, мадам, как он разозлился потом. Полгода он со мной не разговаривал. Полгода! Он общался только со своими фокстерьерами.

– Ах!

– Чтобы искупить свою вину я представил его императору Иосифу II.

– Какая честь!

– Еще какая! Я помню, они разговаривали на тему покупки дворянских титулов.

– Он хотел…

– Не знаю, не знаю. А после смерти Иосифа мы присутствовали на коронации Леопольда.

– Как я рада за него!

– Он не был одиноким здесь. К нему приезжали друзья из Вены, из Праги, из Дрездена. Приезжали его племянники – дети его брата Джованни, который занимал престижный пост директора Дрезденской художественной академии. К сожалению, с самим братом у месье Казановы испортились отношения.

– А из Венеции? – у Александры засверкали глаза. – Из Венеции к нему приезжали?

– Конечно! Всегда заезжали актеры, музыканты. Однажды даже гостил либреттист Моцарта Лоренцо да Понте. Я его потом встретил в Лондоне. Милейший подлец!

Граф засмеялся, и Александра с ним.

– Как хорошо, Ваше Сиятельство, что он был в постоянном контакте с людьми. Ведь, прочитав его письмо, у меня сложилось впечатление, что он был совсем одиноким в этом замке.

– Одиноким? Джакомо Казанова? Никогда! Я Вас уверяю, он ненавидел одиночество. Именно по этой причине он никогда не стал философом, мне кажется. Чтобы быть философом, надо любить свое одиночество.

– Интересный вывод.

– Из Венеции ему тоже постоянно поступали письма. До последнего дня ему писал его друг Пьетро Дзагури.

– Правда?

– Из Венеции ему первое время писала одна женщина – Франческа. Не помню ее фамилию. Это было когда он только что переехал в Дукс.

Граф проверил реакцию Александры и заметил, как на секунду у нее задрожали ресницы.

– Франческа, граф?

– Вы ее не знали?

– Не помню.

– Я точно не знаю, какое отношение она имела к месье Казанове. Он ее упомянул пару раз, когда мне рассказывал про свои последние годы в Венеции, очень бегло, но не без эмоций. Несомненно, у них была какая-то привязанность, потому что герр Волборн мне сказал, что месье Казанова ей постоянно посылал деньги. А после смерти месье Казановы герр Волборн нашел пачку писем от Франчески в его письменном столе. Тридцать с лишним их было.

– О, – Александра потупила глаза.

– Простите, я не хотел…

– Нет, что вы, граф!

– Вы спросили, и я…

– Да, конечно. Расскажите что-нибудь еще, пожалуйста. Расскажите, чем он еще тут занимался. Ведь, будучи Вашим библиотекарем, он наверно и сам писал. Он же был писателем. Вы знаете, да?