Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио

17

Три недели карета мчалась из Петербурга до Праги. Три недели Александра провела в изнуряющей тревоге, спрашивая себя, правильно ли она поступает, навещая Казанову без предварительного уведомления, нужен ли ему этот сюрприз. Три недели – проезжая Псков, Вильну, Варшаву и Бреславль – она представляла, какой у него сейчас будет голос, какие руки, какие глаза, как он на нее будет смотреть, какое будет его первое слово. Ей не верилось, что он ей написал, что наконец, после всех этих лет появился повод встретиться. Сколько она ему хотела рассказать, скольким поделиться! Его письмо в ней что-то перевернуло, разбило ненавистную дамбу, сдерживающую накопленные за все это время впечатления и мысли, которые она никому не рассказывала. Ее сердце билось, изливалось желанием открыть себя этому человеку.

Дороги казались бесконечными. Пролетали озера, равнины, дремлющие леса. Маячили завернутые летней дымкой и раскиданные по волнистым холмам деревушки. Мелькали колокольни, шпили, купола – православные превращались в католические. В гастхофах и отелях она почти не спала, вставала рано. В Варшаве кучер ее заболел – экипаж задержался на два дня. Поляки с ней не разговаривали, прусские пограничники ей подмигивали, а в Праге австрийские офицеры окружили ее столик во время завтрака и не отпускали ее, пока она им не дала слово остановиться в этом же отеле на Малостранской набережной на обратном пути из Дукса.

Начало моросить, как только карета выехала из богемской столицы. Теплая летняя влага лелеяла лицо Александры, пока она с детской восторженностью наблюдала, как черные шпили исчезали далеко позади. «Solitude has its rewards», – она вспомнила эту фразу, услышанную в Петербурге. «Но вдруг эта встреча его расстроит? – подумала она. – Вдруг он испугается, и этот нежданный приезд все только испортит – и настоящее и прошлое?»

К вечеру карета въехала в маленький городок Дукс и остановилась на главной площади, напротив замка Вальдштейна. Дождь уже лил стеной, и метрдотель, увидев промокшую русскую гостью, тотчас попросил приготовить для нее горячую ванну и чай с медом. Согревшись в своем номере, Александра спустилась и поужинала в ресторане. За соседним столиком сидела немолодая пара из Лейпцига.

– Вы, наверно, приехали к жениху? – спросила женщина по-немецки, заметив, что Александра не носила обручального кольца.

– Я приехала навестить друзей, сударыня.

Супруг немки надел очки и, рассмотрев Александру, кивнул одобрительно.

– А мы как раз едем в Прагу на свадьбу внучки.

– Я вас поздравляю.

– Простите, у Вас интересный акцент. Вы не чешка?

– Нет. Я из Санкт-Петербурга.

– Из Санкт-Петербурга! Какой чудесный город!

– Спасибо. Когда вы там были в последний раз?

– Я там никогда не была. Но мне о нем рассказывали.

– Ты не права, дорогая, – в разговор вступил супруг. – У фрау…

– Снежинская.

– У фрау Снежинской нет никакого акцента. У нее чистая немецкая речь.

– Благодарствуйте, сударь.

– Простите, а Ваши друзья живут в Дуксе? – поинтересовалась женщина.

– Да, сударыня.

Немка ожидала более подробного ответа.

– В самом городе?

– Да.

Глаза Александры были непроницаемы.

– Интересно, кто же они?

– Не наше дело, Маргарет, – сказал супруг. – Не надо смущать фрау Снежинскую. Она, наверно, очень утомилась после путешествия.

– Нет, я просто хотела сказать, – давила немка, – может быть, мы их знаем.

– Извините меня, я все-таки пойду в номер. Я сейчас почувствовала, что действительно очень устала.

В номере Александра макнула перо в чернила и по-немецки составила письмо графу Вальдштейну: