Кортес устал. Каждый разговор длился долго, допросить нужно было многих. Диалог шел через Марину, которая неизменно утверждала, что тлашкаланцы врут. Альварадо сидел как на иголках, несколько раз предлагая прижечь одного из дикарей каленым железом для освежения памяти. Индейцы упорствовали и признаваться ни в чем не желали.
Наконец, Кортесу удалось поймать одного из них на лжи. Дальше оказалось проще. Постепенно расхождений в их показаниях становилось все больше. В результате допроса истину все же удалось выявить. Шикотенкатль прислал их сюда, чтобы выведать полное расположение лагеря, что, во многом, и удалось сделать. С наступлением темноты шпионы должны поджечь стоянку с разных сторон, а сам касик уже и сейчас находился неподалеку с двадцатитысячным войском, ожидая лишь условного сигнала.
– Будет ему условный сигнал, – резюмировал разгневанный Кортес.
Он решительным взглядом окинул допрашиваемого в этот момент пленника и приказал:
– Диего, забери отсюда этого змееныша и проследи, чтобы всем шпионам отрубили правую кисть. Потом отпустите. Пускай Шикотенкатль знает, как мы поступаем с предателями.
Диего де Ордас протянул руку к индейцу. Тот, разумеется, ни слова не понял, но догадался, что ничего хорошего его ждать не может. Он отчаянно дернулся, сам не зная, где искать спасения. Ордас церемонии разводить не стал – с размаха он ударил тлашкаланца кулаком по голове, схватил за шиворот обмякшее тело и вытащил его из комнаты.
– Педро, удвой количество часовых. Проверь готовность артиллеристов. Этой ночью можно ждать еще одного нападения.
Альварадо тут же бросился исполнять распоряжение.
На площадь посреди лагеря согнали связанных индейцев. Сюда же стянулись почти все конкистадоры. Слухи разлетелись мгновенно. Испанцы уже знали, что это шпионы и диверсанты, готовящиеся их погубить. По одному человеку пленных тлашкаланцев выводили вперед и отрубали правую ладонь. Крики и стоны наполнили воздух. Лишь двое продемонстрировали во время наказания удивительную стойкость и сумели сохранить молчание. Наполовину ослепшие от боли, раздавленные страшным несчастьем, сгорбившиеся и шатающиеся люди Шикотенкатля покидали испанский лагерь.
Конкистадоры ждали нападения. Ни у кого не было сомнений, что воинственный касик теперь решится на полноценную войну. Все понимали, что нужно хоть немного выспаться, но разве уснешь, когда точно известно, что поблизости стоит двадцатитысячное войско?
С наступлением утра Фернан хмуро готовился к предстоящему сражению. Сил уже не осталось. Даже если и удастся в очередной раз разгромить войско Тлашкалы, то это будет последняя победа. О продолжении похода нечего и мечтать. На то, что получится вернуться назад, к Веракрусу, тоже не следовало надеяться. Путь слишком долог, воспоминания о заснеженном горном перевале приводили Гонсалеса в глухое и беспросветное отчаяние. Не говоря уж о том, что верные Монтесуме города не преминут напасть на ослабевшее войско конкистадоров. Не лучше ли погибнуть в бою, чем попасть на жертвенный алтарь?
Фернан из последних сил проверил свои доспехи, водрузил на голову шлем и стал ждать сигнала к атаке. Лишь гордость и желание не ударить в грязь лицом перед памятью героических предков все еще поддерживали его. Да еще безысходность. Отступать все равно было некуда. Статуэтка бога-плута висела в кошельке на поясе. Мысли Гонсалеса время от времени возвращались к ней.
«Выбросить? Ну уж нет! Получится, что я, как будто, избегаю этого демона. А я ведь стремился сюда для того, чтобы повергнуть каждого идола. Пускай эта тварь продолжает скалиться! Зря она думает, что уже одержала победу!»
Вскоре в лагерь прискакал один из всадников и сообщил, что в их сторону движется большой отряд индейцев, но воинов среди них нет. Не прошло и часа, как к испанцам прибыло посольство из Тлашкалы. Расправа над шпионами произвела на местных жителей неизгладимое впечатление. Больше они не решались испытывать терпение конкистадоров. Кортес принял делегацию холодно, попеняв за то, что индейцы так долго упорствовали и пытались его одолеть. Испанцы с трудом верили своей удаче – еще день-другой и они уже не смогли бы сражаться. Тлашкала склонилась к миру в самый критический момент.
Пока пришедшие многочисленные индейцы готовили пиршество, призванное подтвердить заключение союза, Эрнан Кортес общался с их вождями. Все они выражали свое восхищение мужеством и отвагой белолицых чужеземцев и дружно жаловались на Монтесуму. Генерал-капитан утешал их, одаривая безделушками и заверяя, что он прибыл сюда для искоренения несправедливости. Испанцы, разумеется, не доверяли недавним врагам. Альварадо во главе кавалерии ждал лишь малейшего повода, чтобы ринуться в бой. Но вот совместный обед завершился, и послы отбыли. Кортес обещал, что в ближайшие несколько дней он посетит их столицу – город Тлашкалу.