— Ты поставишь его в затруднительное положение, так как я намного здоровее и он не сможет меня побить. Если же ты ничего ему не скажешь, он спасет свое достоинство.
— Я требую развода!
— За пощечину?
— Две пощечины!
— Никакого развода.
— Посмотрим.
— Как бы не так! Мало того, что ты изводишь меня вот уже два года, так теперь собираешься еще и уйти?
— Тогда уйди сам!
— Я уйду, но не сегодня.
— Когда же?
— Когда решу. Может, завтра.
— Завтра меня тоже прекрасно устроит.
— Я сказал: может быть.
Впервые за долгое время Коллен прочел страх в глазах женщины. Он почувствовал себя так, словно после двух лет, проведенных в пещере, наконец увидел солнечный луч, ослепивший его и одурманивший. Он понимал, что упорядоченная, размеренная и законопослушная жизнь, которую он вел после смерти отца, не только ему не подходила, но и разрушала. Ему хватило нескольких секунд, чтобы вновь обрести врожденную жестокость и почувствовать, как заиграла кровь в венах. Он возродился. Со дня своего бракосочетания он подсознательно ожидал, когда перед ним откроется запасная дверь; и вот она широко распахнулась, а за ней он увидел множество пакетиков с кокаином, бутылок с виски, американских кастетов, проституток в ботфортах и так далее. Он схватил свою супругу за шиворот и притащил назад к Пьерро, как притаскивают кота к месту, где он нагадил. Стюарт заявил родителям Ноэми, что они с женой возвращаются в Париж.
— Уже! — воскликнул месье Пьерро. — Вы даже не выпили чаю.
— И не сыграли в скрабл, — добавила мать Ноэми.
Партия в скрабл в Бутини-сюр-Оптон вошла в обычай еще со дня помолвки Стюарта и Ноэми. До этого Стюарт обычно играл с Морисом Перуччи, своим бывшим патроном, и его дочерью Одиль — тоже заядлыми «скраблистами».
— Сыграем в следующий раз, — бросил он, зная, что следующего раза не будет, но еще не зная почему.
В течение всего 1974 и большей части 1975 годов Стюарт пытался убедить судью, что, возвращаясь в Париж, не предполагал, что в тот же вечер убьет жену и двух дочерей. Он был уверен лишь в том, что его жизнь с ними закончилась, а значит, и их жизнь с ним — тоже. На окружной дороге Ноэми спросила, есть ли у него другая женщина. Он ответил, что нет, но если она предложит ему подходящую кандидатуру, он не откажется. Ноэми сказала, что он омерзителен. Он заявил, что намного более омерзителен, чем она себе представляет, и с таким огромным удовольствием, что чуть не потерял управление машиной, начал перечислять большинство преступлений, которые совершил до знакомства с ней: избиение лавочников и булочников на площади Клиши, эксплуатация трех девиц на улице Сен-Дени и на Венсенском бульваре (я так и не смогла точно узнать: две на Сен-Дени и одна на Венсенском бульваре или одна на Сен-Дени и две на Венсенском бульваре), преступление в Баньоле, грабежи и драки. Говоря, он все больше осознавал, — и она, конечно же, тоже, — что будет вынужден убить ее, чтобы она не выдала его полиции, как только он ее бросит. А он теперь собирался ее бросить. Кроме того, ему придется убить и малышек, иначе у них никогда не будет нормальной, счастливой жизни и до самой смерти они не избавятся от кошмаров. Такая перспектива ему не улыбалась, он хотел управлять процессом.
— Извини, — сказал он, — я пошутил.
К несчастью для него, для нее, а также для малышек, Ноэми не поверила, что это была шутка. В теплом и темном салоне их новой «BMW» — той же машине, которая спустя двадцать лет так понравилась моей сестре во время ее первой встречи с Колленом — она упрямо покачала головой.
— Ты мне не веришь? — спросил Стюарт с излишней мягкостью.
— Нет.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я действительно совершил все эти ужасные преступления?
Она повернулась к нему своей маленькой, аккуратной грудью и жестким голосом произнесла:
— Наоборот, думаю.
— Ты ошибаешься, Ноэми.
— Я изменю мнение, когда полиция проведет расследование.
— Ты же не станешь беспокоить полицию из-за такой идиотской истории?
— Напротив, стану.
— Ты выставишь себя на посмешище.
— Посмешище не убивает, а убийца — да.