Закат Советской империи. От Брежнева до Горбачева. 1966–1991

Суслов умер 25 января 1982 года. Нет ничего странного в том. что о его смерти горевали немногие. Только члены семьи и ближайшие сотрудники, которым грозила потеря руководящих должностей. Остальные восприняли уход необщительного и странного Суслова с плохо скрываемой радостью.

Людям его поведение часто казалось нелепым. Летом он ездил в машине с закрытыми стеклами и запрещал водителю включать вентиляцию. В жаркие месяцы ходил в плаще, шляпе и калошах. Годами носил старую одежду, поэтому Брежнев однажды предложил членам Политбюро скинуться по десятке и купить Суслову новый плащ. Он часто вызывал бухгалтера ЦК и сдавал ему свою почти нетронутую зарплату.

В политических вопросах иногда поступал непоследовательно и странно, что коллеги принимали за трусость и конъюнктуру. В процессе всей своей жизни он был истинным сталинистом, но официально он ни разу не осудил культ его личности. занимая уклончивую или нейтральную позицию.

Он был за реабилитацию Сталина и его политики, но когда Политбюро поставило вопрос на голосование, категорически возражал, мотивируя свою позицию тем. что тогда руководство КПСС вынуждено будет признать, что партия ранее допускала серьезные политические ошибки. Подобное он считал недопустимым по определению.

Суслов был убежденным антисемитом, но, как идеолог партии, официально требовал наказания для редакторов, которые запрещали публиковать антисемитские статьи.

Несмотря на это, поведение Суслова было абсолютно логичным. Он слишком хорошо усвоил правила игры в высшем слое партноменклатуры, поэтому отделил себя ото всех, чтобы скрывать свою истинную сущность и не допустить ни малейшей ошибки, которая могла навредить его безупречной карьере. В результате у него не было интересов и привязанностей, не было друзей, но зато не было и недостатков.

Но он оставался человеком, поэтому у него был скрытый комплекс. Он очень дорожил своим здоровьем, но при этом панически не доверял кремлевским врачам. Как и у Сталина, его недоверие к врачам не было паранойей, просто они знали о кремлевской медицине гораздо больше других. Суслов не без оснований опасался, что кремлевские врачи в любой момент могут быть использованы для его отстранения от власти.

И действительно, вся история XX века свидетельствует, что кремлевские медики в своей практической деятельности вынуждены были не только лечить, соблюдая при этом клятву Гиппократа, но и подчиняться политической целесообразности и предписаниям, которые исходили от Политбюро или конкретных высших руководителей партии и государства.

Главный кремлевский врач академик Чазов говорил, что Суслов не верил в точность поставленных ему диагнозов и отказывался принимать прописанные лекарства. Однако единственный и последний раз он все же последовал врачебным советам.

В январе 1982 года Суслов собирался отдохнуть в санатории. От напряженной работы он стал уставать и перед отпуском вынужден был обследоваться в Кунцевской больнице.

Накануне он был в хорошем настроении и, прощаясь со своим заместителем Пономаревым, предупредил его, что после возвращения из отпуска работы у них прибавится. В Кунцеве он отправился на прогулку и неожиданно почувствовал сильную боль в сердце, поэтому спешно вернулся в свой номер, где в это время находилась его дочь Майя.

Она немедленно вызвала врачей, но оказалось, что они уже бессильны были ему помочь. Через три дня Суслов скончался. Его смерть стала не только неожиданной для всех, но и показалась странной. Поэтому даже его постоянный политический оппонент Александр Яковлев свидетельствует:

«Смерть Суслова была какой-то очень своевременной. Он очень мешал Андропову, который рвался к власти. Суслов не любил его и никогда бы не допустил избрания Андропова генеральным секретарем. Так что исключать того, что ему помогли умереть, нельзя».

Если учесть особые отношения Яковлева с Андроповым, это можно считать серьезным заявлением. Однако вездесущий и всезнающий Чазов, который всегда и все может объяснить, уступая в этом только Госкомстату и Центризбиркому, выдвигает собственную версию: «Суслову было за восемьдесят. Дай Бог столько прожить каждому. Он никогда не хотел ни признавать себя больным, ни принимать лекарства. Он считал, что у него только болит сустав, а на деле была тяжелая стенокардия. Тяжелейшая. У него были очаговые изменения в сердце. Мы придумали, как давать ему сердечные лекарства в виде мази на болевшую руку.

Горбачев — свидетель того, как меня вытаскивали с Северного Кавказа к Суслову. Мы сидели с ним в Железноводске, когда мне позвонили и сказали: “Срочно выезжайте, с Сусловым плохо, чтобы к утру вы были в Москве”. То, что у него случилось, могло случиться в любое время».