Закат Советской империи. От Брежнева до Горбачева. 1966–1991

В 1984 году он внезапно сбежал на Запад, и оказалось, что все агенты, завербованные с его участием, были дезинформаторами, потому что за десять лет работы на ЦРУ Кутергин выдал всю агентуру отдела «П» и немало информации о ПГУ в целом.

Однако остается непонятным, почему после бегства Кутергина и колоссального ущерба от его шпионской деятельности пострадал только Питовранов и его отдел, а не Крючков, чьим человеком был Кутергин. Впрочем, суровые оргвыводы в СССР были только после разоблачения шпиона Пеньковского, тогда пострадали не только председатель КГБ Серов, но и маршалы в Министерстве обороны.

Крючков, Александр Яковлев и Шеварднадзе, наоборот, при Горбачеве стали его главными помощниками и архитекторами перестройки: Крючков — председателем КГБ, Яковлев — идеологом партии, а Шеварднадзе — посредником сближения с Западом. Однако если роль Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе как разрушителей СССР не вызывает сомнений, то деятельность Крючкова остается неясной.

Обозревателю журнала «Власти» Евгению Жирнову Питовранов так рассказывал о своей деятельности: «После того как Андропов был назначен председателем комитета госбезопасности, через несколько дней мне позвонили и попросили явиться в ЦК. В приемной Брежнева, которую освободил помощник генсека Цуканов, Юрий Владимирович провел со мной продолжительную беседу. Она касалась очень многих тем: работа органов на местах, в Центре, как Центр руководит местными органами, как координируется работа разведки и контрразведки — в общем была обзорная беседа о том, как и чем живет комитет госбезопасности.

— Ты пойми, — говорил Андропов, — я к этим делам мало имел отношения. Имел, но со стороны. Мне тебя отрекомендовали как опытного и умного человека, вот я и решил поговорить.

Я считал Андропова одним из самых сильных руководителей ЦК, но в деле госбезопасности тогда он был новичок и хотел во все вникнуть.

Конец беседы был неожиданным для меня. Андропов сказал:

— Мне известно, что у товарища Сталина твердо сидела в голове мысль о том, что нам нельзя ограничиваться той структурой разведывательной работы, которая существует на сегодня. Должны быть какие-то возможности перепроверки данных, получаемых по линии разведки КГБ, по линии ГРУ. Нужно какое-то дополнение к тому, что они делают. Так, чтобы это было и конспиративно, и полезно для государства.

Подумай над тем, какую структуру, параллельную существующим органам госбезопасности, можно было бы предложить. Но прежде всего нужно все взвесить, обдумать и решить принципиально, стоит это делать или не стоит.

— Это очень сложный вопрос, — говорю. — У меня пока по полочкам не разложилось, в каком направлении я должен думать. Каким временем я располагаю?

— Неделя-полторы.

Прощаясь, Андропов сказал:

— Сюда больше не приходи. Позже я скажу, куда явиться».

Факт такого разговора сотрудники ПГУ подтверждают, но считают, что в действительности он происходил не в 1967-м, а в 1969 году, и для получения доступа к новому председателю КГБ Питовранов организовал целую пропагандистскую кампанию рекламы несправедливо отправленного в отставку генерала, которого ценил Сталин, а также что у Питовранова есть идея, как использовать западный капитализм на пользу социалистической разведке. Идея Андропову понравилась.

«Недели через две, — вспоминал Питовранов, — Андропов назначает мне встречу на конспиративной квартире на Сретенке. Там мы стали видеться постоянно. В комитете я не появлялся. Разговаривали с глазу на глаз, не было даже охраны. Все было заранее проверено и изолировано от посторонних ушей».

— Ладно, — говорит Андропов. — Ты сколько думал?

— Недели полторы.

— Ну, дай мне дня три.

— Юрий Владимирович, — говорю, — еще бы мне хотелось выговорить себе право иметь связь не с Первым главным управлением КГБ, а лично с вами. Пусть использование нашей информации будет на вашем усмотрении. Через несколько дней встречаемся снова.

— Ну что ж, попробуй, — говорит Юрий Владимирович. — Но единоличную ответственность за решение этого вопроса несешь ты. А с министром внешней торговли Патоличевым ты говорил?

— Нет. Вы мне этого не поручали. С Патоличевым у меня отношения хорошие. Он меня и пригласил в Торгово-промышленную палату работать. Но без вашей санкции я не мог с ним о нашем деле говорить. Я солдат, самовольно поступать не могу.

— Поговори с Патоличевым, набросай черновик записки в Центральный комитет за моей подписью и Патоличева.

В той записке было указано, что руководство новой организацией будет поручено Питовранову Е.П., методы работы такие-то и такие-то. Все кратко было изложено. Недели через две приходит известие: Политбюро решило — можно действовать.