«В первые годы существования “Фирмы”, — вспоминал Питовранов, — Юрий Владимирович участвовал в планировании многих наших операций, и в некоторой степени наше подразделение было для него учебным полигоном. Я приходил с готовым планом операции и пояснял ему, почему следует проводить ее именно так. Он прислушивался. Думаю, эта работа помогла ему скорее освоить специфику чекистского дела».
Затем с помощью «Фирмы» Андропов стал отрабатывать возможность проведения операций, о которых не знали даже его замы в КГБ. «Фирме» поручалось то, что категорически запрещалось КГБ — вербовки в зарубежных компартиях и приобретение источников информации в руководстве социалистических стран. Поэтому начальники внешней разведки, особенно Крючков, нервничали, опасаясь конкуренции и подвоха.
Вместе с министром обороны Устиновым он верил в возможность победы в ограниченной ядерной войне. На одной из конспиративных квартир была создана исследовательская группа, которая разрабатывала план операции доставки с помощью ветеранов-диверсантов миниатюрных ядерных бомб на территорию вероятного противника.
Для прикрытия акции договорились с главарями одной из террористических группировок на Ближнем Востоке, которые должны были взять ответственность за взрыв на себя. Но до дела не дошло, а разработка еще многие годы продолжала храниться в архивных планах «Фирмы».
«Отношения с Крючковым были подпорчены тем, что он очень ревниво относился к моей работе с Юрием Владимировичем, — рассказывал Питовранов. — Он и раньше был отчасти в курсе наших задач, но никогда не был осведомлен о них в полном объеме — это его страшно нервировало. Он начальник разведки и не знает, что именно мы сообщаем председателю КГБ. Совпадает наша информация с его докладами или нет? Не сообщаем ли мы то, что его резидентуры проморгали?
Он все время боялся остаться с носом. На отдыхе в «Соснах» он пытался выудить из меня хоть что-то.
— Ну, давай поговорим. Ты же понимаешь, как мне важно знать, что ты докладываешь.
Руководство ПГУ пыталось перейти с некоторыми нашими сотрудниками на более доверительные отношения. Пришлось поговорить с ними, спросить:
— Не за председателем ли комитета вы собрались присматривать?»
Но руководители ПГУ все-таки хотели знать, что происходит в отделе «П» и под большим нажимом получили согласие на назначение заместителем начальника отдела Леонида Кутергина. Отвертеться не удалось: за кандидата просили высокие руководители, а отвести его по деловым качествам просто не представлялось возможным.
Кутергин провел вербовку американца, что ценилось высоко. Он лишь по состоянию здоровья перешел на аналитическую работу, где также проявил себя мастером писания докладов на самый верх. Никто не сомневался, что Кутергин — глаза и уши руководства ПГУ в отделе «П», но новичок был любопытен просто не в меру. Один из офицеров застал его, когда тот влез в его секретные бумаги.
Об инциденте рассказали Питовранову, надеясь, что тот поговорит с Андроповым и Кутергина переведут в другое подразделение. Однако он отмахнулся. Ларчик открывался просто: «Кутергин лизал задницу ЕП просто со страстью: бесстыже льстил, восхвалял на собраниях, а старик это очень любил».
Утвердившись в «Фирме» и завоевав доверие Андропова, Питовранов стал подталкивать его к смещению Брежнева, но Юрий Владимирович при всей их внешней близости лишь использовал генерала. Он не вернул Питовранова на службу в КГБ, поэтому отдел, названный его именем, в действительности возглавлял кадровый офицер КГБ, а заслуженный генерал руководил только подчиненной отделу «П» спецрезидентурой «Фирмы».
Чтобы удовлетворить его самолюбие, Андропов ввел ему доплаты к окладу в Торгово-промышленной палате до уровня оклада зампреда КГБ, приглашал на обеды к себе на дачу, а в 1979 году добился награждения Питовранова орденом Ленина. Но неутоленное тщеславие толкало ЕП в большую политику.
Питовранов желал смещения Брежнева и продвижения Андропова наверх, хотя и понимал, что он слабо разбирается в экономике и не очень популярен в партии, и потому попытался создать правящий триумвират с президентом Андроповым, премьером Косыгиным и главой партии — первым секретарем Белоруссии Машеровым.
Андропов и Косыгин не ладили. Поэтому Питовранов взял отпуск и путевку в тот же санаторий, что и Косыгин, и в ходе катания с ним на лодке без охраны провел осторожный зондаж и заручился завуалированным согласием. С Машеровым Питовранов спустя полгода, во время катания на коньках, обменялся еще менее значительными фразами, и ЕП посчитал, что Машеров поддержит Андропова. Оставалось уговорить Юрия Владимировича.
Питовранов вспоминал:
«Я ему как-то сказал:
— Юрий Владимирович, вы же видите, что в стране и в партии руководителя нет.
Он смотрит на меня выжидающе:
— Ну и что дальше?
— Нужно думать, чтобы был руководитель.