Закат Тьмы

Он замахнулся хрардаром и взревел боевой клич. От неожиданности Лазурный чародей едва не потерял равновесие, останавливаясь. Он ухватился за плечо Принца и тут же выбросил руки в сторону врага, произнося мощнейшее заклинание. Ослепительно блеснула вспышка Великой Молнии, и корявые ветви разряда вонзились сразу во всех Оркских воинов. В воздухе запахло озоном, от громкого треска звенело в ушах, но Орки стояли как ни в чем не бывало. Лорд Ингвар опешил и подался вперед, вглядываясь в цвет зачарованной оркской брони, и его глаза расширились от крайнего изумления. Возглавляющий зеленокожих гигантов исполин захохотал и довольно произнес что-то на оркском, оборачиваясь назад.

– Испытания прошли успешно! – Гронг Неотразимый Удар светился от счастья. – Не пробивает! Можете выходить! Трэрг, а это точно Лазурный маг?

– Точно. – Трэрг вышел из-за спин могучих Оркских воинов и бросил взгляд на застывших на месте ничего не понимающих Людей. – Причем Верховный. Сильнее в Нимии никого нет. А вообще ты мог бы попросить испытать чары кого-нибудь из Авлийских близнецов. Они много более могучи.

– Нет, – Гронг отмахнулся огромной ручищей. – Они из вежливости будут бить слабо! Побоятся причинить урон. Тут был нужен кто-то такой, чтобы лупил от души! Как в последний раз!

– Я рад, что тебе понравилось. – Трэрг подумал, что неизвестно, как Лазурный, но вот боевой маг точно едва не умер от сердечного приступа. Шутка ли, увидеть непробиваемых Орков, да ещё во время к’Зирдской осады. Хорошо, что они не взяли с собой девчонку. Та была бы в шоке от столь циничного издевательства над несчастным чародеем.

– Моё имя Трэрг Огненный Смерч. – Он обернулся к обескураженным Людям, переходя на их язык: – Я шаман Клана Дробящего Кулака…

– И по совместительству Король Редонии! – Гронг ухмыльнулся, также переходя на человеческий.

– У каждого есть недостатки, – вздохнул Трэрг. – Что с этим поделаешь? – Он философски пожал плечами и продолжил: – Я говорю от имени Совета Свободных Кланов Ругодара. У меня есть предложение ко всем ещё живым магам Нимии. Остальных Людей оно также касается.

Глава четвертая Погибшая красота

– Шевелись, уродливая человеческая крыса! – к’Зирдский надсмотрщик взмахнул кнутом и обрушил удар на спину толстой женщины, бредущей в толпе рабов, впрягшись в самодельную волокушу. – Тащи своего мужа усерднее! Иначе я пущу стрелу ему в сердце!

Жало кнута со свистом рассекло воздух, заставляя пленников испуганно вжимать голову в плечи и приседать в попытке избежать удара, и хлёстко щелкнуло толстуху по лопаткам, выбивая облачко пыли из покрытых дорожной грязью грубых одежд. Женщина глухо застонала от боли, и её одутловатое лицо скривилось в болезненной и уничижительной гримасе.

– Не убивайте его, о великий хан, умоляю вас! – торопливо залепетала она, налегая на лямку волокуши. – Я буду идти быстрее, клянусь! Вскоре он придет в себя и сможет идти сам!

Она оглянулась на находящегося без сознания человека в одеждах странствующего актера, лежащего в волокуше. От длительного волочения по пыльной дороге весь он был донельзя грязен, и определить степень его состояния не представлялось возможным.

– Прикуси язык, уродина! – надсмотрщик нанес толстухе второй удар. – Как ты смеешь упоминать великого хана всуе?! – Несмотря на столь злобную реакцию, не составляло труда заметить, что сей выданный не по чину титул изрядно польстил змееязыкому надзирателю, и даже кнут его в этот раз рассек воздух безо всякой силы. – В Великой Пустыне есть только один Великий Хан! Запомни это, если не желаешь умереть прежде остальных!

Довольный собою надсмотрщик заколотил пятками своего коня, и пустынная лошадь, извиваясь, побежала вперед, вдоль бесконечно длинного потока рабов. Песочник переместился на полсотни локтей и вновь принялся стегать кнутом кого-то из пленников, сочтя его двигающимся недостаточно быстро. Толстуха убедилась в том, что он более о ней не помнит, и снова оглянулась, бросая взгляд на волокушу. Она поправила лямку, почти беззвучно прошептала какую-то фразу и потянула поклажу немного быстрее, тяжело дыша от натуги. Кто-то из бредущих вокруг пленников обернулся в её сторону, и женщина торопливо повысила голос, дабы её бормотание стало разборчивым:

– Спаси нас, Ардисса Прекраснейшая, – негромко ныла она, – пожалей детей своих несчастных…