Закат в крови<br />(Роман)

— А сейчас скажите, далеко Медведовская от полотна железной дороги? Есть на станичном выгоне какие постройки?

Ивлев, описывая месторасположение станицы, ответил, что она в версте от железной дороги, на выгоне — кладбище, казенные амбары, ссыпки грека Варварова, три паровых мельницы.

— Прекрасно! — сказал Марков. — Эти постройки и кладбище послужат нам прикрытием от огня бронепоездов. А к какому переезду приведет дорога, по которой мы двигаемся?

— Этот переезд будет всего в версте от станции.

— Ну что ж, попробуем под самым носом у красных проскочить, — решил Марков. — Риск — благородное дело!

Потом он то и дело посылал офицеров вперед для разведки.

— В перестрелку с красными дозорами не ввязывайтесь! — приказывал генерал. — Иначе все дело испортите.

В середине ночи справа от дороги в темноте тусклым зеркалом заблестело озеро.

— Пады! — сказал Ивлев и вспомнил, как когда-то, в лето перед войной, охотился вместе с Шемякиным на этих озерах, богатых дикой уткой.

Какое же тогда было благословенно безмятежное и спокойное время! Пожалуй, и самому острому провидцу в ту глубоко мирную пору никто не поверил бы, что через четыре года в России произойдет нечто такое, что приведет к этим Падам микроармию офицеров и генералов, оставшуюся от многомиллионной русской армии… Да и самое близкое будущее сокрыто от взора. К тому же оно может оказаться таким чудовищно неожиданным, что в вероятность его никто теперь не поверит…

В полночь начали валиться с ног и выносливые кавалерийские лошади. Люди же на ходу падали целыми взводами, и теперь не только Маркову, но и всем его ординарцам, в том числе и Ивлеву, приходилось нещадно хлестать нагайками ложившихся на дороге юнкеров и даже офицеров.

Подъехал Олсуфьев и удрученно сказал:

— Настроение у всех офицеров отчаянное. Один из них, чувствуя себя окончательно обреченным, сочинил даже молитву в форме стихотворения. Я первые четверостишия записал. — Юнкер достал из кармана, нашитого на груди гимнастерки, потрепанную записную книжку. Но начал читать, не глядя в нее:

О боже святый, всеблагий, бесконечный,
Услыши молитву мою!
Услыши меня, мой заступник предвечный,
Пошли мне погибель в бою!

Смертельную пулю пошли мне навстречу,
Ведь благость безмерна твоя!
Скорей меня кинь ты в кровавую сечу,
Чтоб в ней успокоился я!

На родину нашу нету дороги,
Народ наш на нас же восстал,
Для нас сколотил погребальные дроги
И грязью нас всех забросал…

— Да-а, — вырвалось из груди Ивлева, — нам и в самом деле ничего более не осталось, как просить смерти в кровавой сече. Не могу забыть раненых, брошенных в станице Елизаветинской… Если меня ранят, то застрелюсь.

Во втором часу ночи разведка донесла: на станции Ведмидивка кроме большого воинского эшелона стоит еще бронепоезд. С вечера на станции пиликали гармоники. Солдаты праздновали победу над Корниловым. Шел веселый пляс, со свистом, лихим гиканьем, задорными выкриками.

Часа в три ночи новые разведчики, побывавшие у самой станции, сообщили: красноармейцы угомонились, прогнали станичных девушек со станции и, видимо, полагая, что корниловцы не пойдут на Медведовскую, не выставили никаких дозоров.

— На вокзале царят покой и сон, — доложил хорунжий Самарский.

— Ну, если это так, — Марков мгновенно ожил и распорядился: — Не будем мешкать. Вперед, друзья!

Потянуло предрассветной свежестью. Офицеры стряхнули с себя сонливость. Каждый вдруг проникся сознанием важности предстоящего дела. Каждый начал действовать энергично.

Марков вскачь перемахнул переезд и спешился у железнодорожной сторожки. Вслед за ним бесшумно перебежала полотно железной дороги офицерская рота, и ее бойцы залегли двумя цепями вдоль откоса в придорожной канаве.

В кирпичный домик сторожки зашли генералы Деникин и Романовский. Станция все еще покоилась мирным сном.

Через переезд покатили повозки с пехотой.

Вдруг из железнодорожной будки выскочил хан Хаджиев:

— Сторож переезда убежал к большевикам на станцию!

— Ну, тогда красные сейчас откроют огонь! — всполошился Марков и приказал генералу Боровскому немедленно зайти со своей ротой в тыл станции, а конный полк кубанцев под командованием Эрдели сосредоточить в северной части станичного вагона, за ссыпками, у кургана, возвышающегося над небольшим лиманом.

Несмотря на то что сторож убежал, станция продолжала подозрительно безмолвствовать. Ночная тьма перед рассветом еще более сгустилась. Колеса подвод, мчавшихся через переезд, оглушительно стучали о рельсы.

— О черт! — ругался Марков. — Сколько же шума от обоза!

— Поручик, — обратился полковник Шапрон к Ивлеву, — подскажите, пожалуйста, где здесь поблизости лучше всего обосноваться генералу Алексееву?

— В школе. Видите, вдали на самой окраине станицы белеет каменное здание?