Закат в крови<br />(Роман)

Глядя вдаль, на северо-запад, откуда должна была с минуты на минуту появиться долгожданная колонна дроздовцев, генералы и адъютанты то и дело подносили к глазам бинокли.

Из степной дали, где все было светло, зелено, тянуло ветерком. Ивлеву казалось, что ветерок, пахнущий разнотравьем, приносил что-то большое, значительное.

Над вольготной степью низко и плавно парили острокрылые ястребы. Один из них с каким-то вызывающим криком пронесся над головами.

— Идут! — вдруг радостно крикнул Долинский.

— Нет, катят на подводах, — уточнил более зоркий Родичев.

Действительно, далеко-далеко, почти у горизонта, где ярко синела бирюза утреннего неба, двигалось что-то лиловое. Вскоре выросло серое облачко пыли, и в нем затем начали отчетливо вырисовываться силуэты подвод. В версте от встречавших их генералов передние дроздовцы сошли с подвод и мигом выстроились в пешую колонну.

Небо от кучевых облаков очистилось, засияло. Коршуны, носившиеся над степью, уплыли ввысь.

Рота офицеров Корниловского полка выстроилась вдоль дороги.

Печатая шаг и неся ружья на плечах, офицеры отряда Дроздовского не спеша приближались. Впереди колонны развевался флаг, под ним шагал стройный узкоплечий полковник.

— Это Жебрак! — узнал кто-то знаменосца. — Храбрейший офицер!

В колонне дроздовцев засверкал серебристыми трубами оркестр и, подойдя к месту встречи, разом грянул «Марш Преображенского полка».

Корниловцы взяли винтовки на караул. Генералы на конях поднесли руки к козырькам.

Подтянутые, вышколенные, одетые в новые офицерские гимнастерки, фуражки и полугалифе, дроздовцы резко отличались от встречавших их корниловцев.

— Наши в сравнении с дроздовцами — дикая орда, — огорченно заметил Романовский. — И стоят с большими недочетами в равнении и выправке.

— Ничего, — отозвался Деникин, — недочеты в одежде искупаются боевыми качествами.

Какой-то длинноногий офицер-дроздовец, отделившись от колонны, отбежал в сторону и прицелился фотоаппаратом в кавалькаду Деникина.

— А у нас и фотоаппарата до сих пор не было, — снова огорчился Романовский. — Так ничто из нашего похода и не было запечатлено!

Дроздовский особняком следовал верхом на высоком донском коне. Ивлев хорошо запомнил, как этот поджарый, худой, немного сутулый, с угловатым лицом и горбатым носом человек в полковничьих погонах, отлично пригнанных к новой гимнастерке, одним легким движением руки в черной лайковой перчатке осадил коня и, как-то строго сверкнув стеклами пенсне, отдал рапорт Деникину:

— Ваше превосходительство, пройдя путь от Ясс до Мечетинской, мой отряд в составе двух с половиной тысяч офицеров, трехсот семидесяти солдат, четырнадцати военных врачей и двенадцати сестер милосердия прибыл в ваше распоряжение.

— Горячо благодарю вас, господин полковник, за великий патриотический подвиг! — Деникин приложил руку к фуражке и картинно склонил голову. — Низко кланяюсь истинным рыцарям русского духа и вам, их благородному военачальнику!

На околице Мечетинской собралась огромная толпа добровольцев и станичников. Впереди стояла Инна с букетом пионов, и едва Дроздовский поравнялся с толпой, как она подбежала и вручила ему букет:

— Это вам от девушек-корниловок!

Оркестр из медных труб дружно бросал в воздух звонкие и торжественные звуки маршей, и кони под всадниками, чуткие к ритму, идя рысью, как бы радостно приплясывали.

За колонной кавалерии, вошедшей в станицу, пошла пехота, потом потянулись пушки, бронеавтомобили, военные повозки, автомобиль с радиотелеграфом.

Для торжественного обеда был заранее выбран обширный зеленый двор мечетинского священника с прилегающим к нему садом, обнесенным высоким забором.

Под развесистыми ветвями яблонь и груш прямыми рядами стояли столы, накрытые белыми скатертями, взятыми на этот день, как и посуда, у местных казачек.

В мисках, на тарелках и блюдах подавались пироги, куры, гуси, яйца, куски жареной свинины. От этих простых, но умело приготовленных кушаний на столах было тесно.

Алексеев и Деникин усадили полковника Дроздовского между собой за головным столом, украшенным букетами цветов.

— Мы здесь долгое время были одни, Михаил Гордеевич, — говорил Алексеев, обращаясь к Дроздовскому. — Вы первыми пришли к нам на помощь. Еще раз низко кланяюсь вам, всем офицерам-патриотам! В этот незабываемый день вы влили в нас новые, крепкие силы, новую, горячую кровь! Сердечное спасибо вам!

Алексеев горячо пожал руку Дроздовскому и троекратно расцеловался с ним.

Оркестр заиграл туш.

Долинский, сидевший рядом с Ивлевым, захлопал в ладоши, добавляя к словам генерала свой комментарий:

— По сути дела, Дроздовский спас от развала Добровольческую армию.

Ивлев плеснул себе из четвертной бутыли спирта, разведенного водой. Чокаясь с офицером-дроздовцем, сидевшим напротив, сказал:

— За все время гражданской войны это наше первое пиршество!

— А мы в Молдавии пили! — Офицер лихо подкрутил ус.