Закат в крови<br />(Роман)

— А стихи Блока, которые вы читали, я выучивала наизусть. Когда вы спорили с Шемякиным, мне ужасно хотелось вступиться за вас. Но, бывало, стоило вам невзначай заговорить со мной, как я впадала в крайнюю застенчивость и на ваши вопросы отвечала только глупыми «да» и «нет». Мне казалось, вы не просто писали, а священнодействовали красками, карандашом. Почти все дни каникул я украдкой проводила подле вас, в мастерской. И как грустно становилось, когда вы уезжали в Петербург… Я продолжала бегать к вам в дом. Тут все напоминало вас. И Инна с каждым днем становилась мне милее. Ой, что же это я? — остановила себя Глаша. — Зачем же я все это выбалтываю? — Она закрыла руками лицо.

— Продолжайте, Глаша, продолжайте! — взмолился Ивлев. — Как непростительно, что я тогда ничего не замечал! В голову не приходило, что настанет день и девочка-подросток, подружка моей младшей сестры, войдет сюда уже совсем другим человеком.

— А знаете… — перебила Глаша и смущенно взглянула на Ивлева, — во мне опять ожил прежний подросток!.. Вероятно, потому, что я вас увидела опять в той же мастерской, за тем же мольбертом и в той же самой бархатной блузе, милой моему детству. И я, глядя на вас, ловлю себя на тех же чувствах, которые некогда владели мною. — Глаша снова умолкла и вдруг добавила: — Я никогда не забуду, что здесь, в мастерской, однажды, когда к вам пришел Шемякин, вы взяли его за плечо и повернули лицом ко мне. «Ваня, — сказали вы, — обрати внимание, какие ярко-синие глаза у этой девочки! Пиши хоть чистейшей берлинской лазурью». Тогда я впервые почувствовала ваш взгляд, долгий, проницательный, взгляд художника. Трудно передать, с какой силой забилось мое сердце. Мне показалось, что в моих глазах вы тотчас же прочтете все. Особенно я испугалась, когда в ваших зрачках на мгновение вспыхнуло нечто схожее с легким изумлением. И я, чтобы вы до конца не разглядели моей тайны, испуганно отбежала к окну. — Глаша рассмеялась.

Рассказ ее, внезапно открывший в Глаше давнего маленького друга, все еще звучал в ушах Ивлева. Расцвечивал по-новому, озарял не только далекое, казалось — невозвратимое, но и сегодняшнее! Словно незаметно, будто исподволь рождалось страстное желание сделать все, чтобы Глаша, эта прелестная девушка, и в нынешнюю смутную пору, среди всех потрясений, осталась его другом…

— Мне казалось, — негромко проговорил Ивлев, — что во мне все убито и никогда не оживет. Но вчера ночью, в Котляревском переулке, на одно мгновение почудилось, будто вы возвращаете меня… к весне…

Ивлев положил руки на Глашины плечи и, увидя ее лицо, озаренное внутренним светом, порывисто прижал ее к себе. Целуя ее, он чувствовал, что отныне нет ничего на свете дороже Глаши и синевы ее глаз…

Вдруг в мастерскую, не постучавшись, влетела Инна… Обожая брата и Глашу, давно желая видеть их полюбившими друг друга, но совершенно неготовая к тому, что может сейчас застигнуть их целующимися, она всплеснула руками… Они невольно отпрянули друг от друга. Инна, сдержав смешок, с разбегу остановилась у порога.

— Алексей, — сказала она, лукаво и снисходительно улыбаясь, — тебя к телефону.

Звонил Однойко.

— Алексей, — сказал он, — тебе известно, что полковник Ребдев еще десять дней тому назад пропил Выселки? Да, буквально пропил, в его штабном вагоне вино лилось рекой. Перепившийся штаб бездействовал, отряд спал. В станицу ворвался отряд Сорокина. Штабной поезд едва укатил. Вагоны были изрешечены очередями сорокинского пулемета. Только на разъезде Козырки удалось собрать остатки бегущих добровольцев. Покровский выехал к Ребдеву, но выправить положение не смог. Под нажимом Сорокина продолжали сдавать станицу за станицей. Сдали Кореновскую, Платнировскую, и сейчас в гостинице «Лондон» я был свидетелем следующего признания Покровского одному из офицеров: «Как, вы ночуете дома? Я уже неделю сплю по разным квартирам. Нас могут захватить врасплох!..» — Однойко сделал паузу. — Значит, если в город ворвутся большевики, то мы с тобой командующего и не сыщем. Недаром же атаман у дворца круглые сутки держит наготове для себя и жены коней под седлами и экипаж с чемоданами. Надо сегодня же тебе повидаться с генералом Эрдели! Через него нужно действовать на Филимонова и Покровского! Иначе Екатеринодар будет оставлен…

Медленно, с тяжелым сердцем Ивлев вернулся в мастерскую. Глаша задумчиво глядела в окно, чуть раздвинув тюль занавесок. Ивлев молча подошел к ней, взял за руку.

— Подождите, — вдруг сказала Глаша, — может статься, мы окажемся далеко друг от друга уже завтра…

На солнце набежала темная тучка. В мастерской стало сумрачно. За окнами зашумели ветви тополей. Над верхушками деревьев встревоженно закружились грачи.

* * *

После обеда вышли на улицу. Славным казался мир, сиявший мартовским солнцем. Широко голубело небо над городом. И хорошо было шагать по улице, залитой блеском мартовского солнечного дня.