На веранде, потягивая ром, сидел Макс. С дороги его не было видно, но сам он отлично видел все, что происходило у ворот. Макс узнал Джордана и Еву и почувствовал сильнейшее раздражение оттого, что они посмели явиться сюда. Макс тут же решил, что не допустит доктора к Летиции. Увидев, что Генри оставил свой пост, Макс вскочил на ноги и помчался навстречу затрясшемуся от страха канаку.
— Кто позволил тебе оставить ворота? — заревел он.
Почувствовав запах рома, исходивший от Макса, и увидев перед собой его безумные глаза, Генри задохнулся от ужаса.
— Я… только…
— Тебе же сказано было не покидать ворота! — рявкнул Макс. Кулак его просвистел в воздухе и с силой врезался в лицо канаку. Генри, закрыв лицо руками, рухнул прямо в цветочную клумбу. Макс размахнулся и попытался пнуть его ногой, но канак успел отодвинуться в сторону, и Макс, прошипев какое-то ругательство, ринулся к воротам.
— Чего надо? — зарычал он в лицо Джордану, едва взглянув на Еву и доктора.
— Мы привезли доктора… маме… — ответила Ева, раздосадованная тем, как тихо и испуганно прозвучал ее голос.
— Какого дьявола ей доктор? — загремел Макс.
— Мы узнали, что она упала, — начал Джордан.
— Кто это сказал?
Джордан видел, что Макс пьян. Это обеспокоило его еще больше, так как Макс в таком состоянии явно не мог отдавать себе отчет в серьезности травм Летиции.
— Какая разница?
— Такая! — закричал Макс. — Если бы моей жене был нужен врач, я сам бы послал за ним.
— Прошу, позволь доктору Беннетту осмотреть ее! — умоляюще произнесла Ева и с отвращением заметила, что по лицу Макса промелькнуло что-то похожее на наслаждение.
— Это же я, Макс, — сказал вдруг Джордж Беннетт. — В самом деле, ничего же не случится, если я осмотрю ее!
Макс и бровью не повел и продолжал злобно смотреть на Джордана.
— Верни мне Элиаса, а там посмотрим! — вдруг насмешливо фыркнул он. Он уже успел догадаться, что Элиас ушел в Эдем. Мило не смог отыскать его, и никто, кроме Джордана, не осмелился бы дать убежище Элиасу.
— О боже! Как ты можешь торговаться? Речь идет о жизни твоей жены!
— А ты признаешь, что Элиас у тебя? — напирал Макс.
— Элиас никогда не вернется, — ответил Джордан. — Мило Джефферсон избил его так, что доктору Беннетту пришлось осмотреть его.
Макс на мгновение смешался — Мило ничего не сказал о том, что бил Элиаса.
— Не твое дело! — прорычал он наконец. — Это мои канаки, и ты не имеешь права укрывать беглеца!
— Это ты не имеешь права так обращаться с ними! — Джордан почувствовал, что теряет терпение. — Но говорить с тобой бесполезно! Так ты впустишь доктора Беннетта или нет?
— Я, по-моему, уже ясно высказался!
— Хорошо, Макс. Мы скоро вернемся. Вместе с констеблем Хокинсом, — ответил Джордан.
Хотя Макс хорошо понимал, что Хокинс никогда не посмеет пойти против его воли, взгляд его при словах Джордана преисполнился холодной ненавистью.
— Делай что хочешь, но ни ты, ни кто-либо еще никогда не войдет сюда без моего разрешения!
«Как он может быть так бездушен, так жесток к ней?» — подумал Джордан.
— Так-то ты заботишься о своей жене? — спросил он и с изумлением увидел, что в глазах Макса мелькнуло что-то похожее на отчаяние — отчаяние затравленного зверя. Но через мгновение это выражение вновь уступило место непреклонной злобе.
Джордан и доктор Беннетт с удивлением поняли, что сейчас Макс, будто забыв об их присутствии, смотрит только на Еву. Он изучающее глядел на нее, стараясь найти в ее чертах какой-нибудь намек на свое отцовство. Никогда раньше он не задумывался о том, от кого она могла унаследовать блестящие черные волосы, светло-оливковую кожу и миндалевидный разрез глаз, почему она так непохожа на Силию, Александру и даже на Летицию. Конечно, все дочери были слишком разные, и внешность Евы никогда не бросалась ему в глаза. И никогда раньше Макс не задумывался, почему его собственный ребенок родился с серьезным физическим недостатком — до этого дня такой вопрос просто не приходил ему в голову.
Доказательство предательства жены было сейчас здесь, прямо перед ним, оно смотрело ему в лицо. Он внезапно почувствовал себя чудовищно одураченным — да, он оказался рогоносцем: жена, которой он безгранично доверял, обманула и предала его.
Макс ощутил приступ тошноты. Он с усилием проглотил слюну, боясь, что сейчас его вырвет. Одно дело выгнать Еву из дому, отказать ей в наследстве и совсем другое — услышать, что она не его дочь. Его мужская гордость была задета, но сейчас Макс в первый раз понял, что муки, терзающие его, — в действительности муки разбитого сердца, муки погибшей любви.
Перед его мысленным взором встала Ева, какой он помнил ее, — упрямый, своенравный ребенок. Ее характер, ее непослушные кудри делали ее иногда очень похожей на детеныша львицы. Как отчаянно стремилась она не отстать от старших сестер в любом опасном деле! Сейчас Макс наконец признался себе, что всегда в душе восхищался твердостью духа дочери, ее подчеркнутой независимостью. И лишь сейчас он понял, почему Летиция отправила ее к родным: все эти годы она боялась, что он узнает правду.