Закаты

— В Закаты. К отцу Николаю Ионину.

— К попу, что ли?

— Да.

— Ну, значит, считай, что здесь конец твоего пути.

Ноги у Чижова едва не подкосились от такого важного заявления. Одно только промелькнуло: хорошо погибнуть в Страстную Пятницу, да на пути к Божьему храму, да при чтении молитв.

— В каком смысле? — всё же робко пробормотал Василий.

— В таком, что дальше я тебя понесу, — ответил разбойник. — Залазь ко мне на завойки.

И он, встав к Чижову спиной, слегка присел, приглашая Василия Васильевича сесть к нему на спину.

— Ты чего, мужик? Зачем это? — удивлённо спросил Чижов.

— А ну не спрашивай, а то плохо будет! — отвечал тот. — Садись, кому говорю!

Бог знает что! Разные мелкие и милые чудеса почти всегда случались с Чижовым, когда он являлся в Закаты. Думая, что это — очередное, Василий забрался на спину к мужику, тот поднял его и понёс, весело крякнув:

— Эх! Не чижолый! Мне бы чижолого!

Василий, наконец расставшись со страхами, развеселился. Это Лада любила повторять собственного изобретения присказку: «Чижело с тобой, Чижов!»

— А зачем тебе тяжёлый? — спросил он своего нечаянного коня.

— Сиди помалкивай, не твоего ума дело, — отвечал конь. — С откудова ты сам-то?

— Из Москвы.

— Молоде-ец! Ну и как там, в Москве?

— Да всё так же.

— Поня-ятно.

Дальше разговора не было. Через два километра на холме слева показалось селение.

— Погорелки, — сказал Василий. — Может, передохнешь?

— Сиди ты, не гомозись, спиноза! — довольно злобно огрызнулся мужик. Езда продолжалась.

— А спиноза — это что? — всё-таки осмелился через некоторое время спросить Василий.

— А то ты сам не знаешь, — буркнул мужик. — Молчи, не спрашивай ни о чём!

Наконец вдалеке среди ветвей мигнули солнечные блики на церковных куполах. Впервые Чижов добрался досюда на таком транспорте. Пешком, на машине, на прицепе к трактору, в телеге — это бывало, а на загривке у человека... Расскажи кому, не поверят. Это нерассказуемое!

Вот уже они вышли из леса, и впереди перед ними, озарённый утренним сиянием, вырос белоснежный храм Александра Невского в селе Закаты — зрелище, от которого у Чижова всегда на глаза наворачивались слёзы благоговения и нежности.

— Хоххх! — вздохнул мужик. — Вот тут мальшой привал сделаем. Слазь-ка, москвич. Закурить-то имеешь?

— Не курю, — приврал Чижов.

— Правильно делаешь.

Они сели на бугорок у обочины, мужик достал свои и закурил.

— Я о тебе знаю, — сказал он. — Ты при попе в церкви служить приезжаешь. Ну-ка, скажи теперь, если я тебя на хребтине своей донёс, с меня грех снимется?

— А какой грех?

— Этого я тебе не скажу.

— Ну, хотя бы большой?

— Очень большой. И сказать-то страшно, какой большой.

— И не говори, я и так знаю, какой у тебя грех.

— Ну и какой же?

— Ты президента Кеннеди убил.

Мужик внимательно посмотрел на Василия, затянулся сигаретой и поперхнулся дымом от внезапного разряда хохота.

— Ох-хох! О-о-охо, не могу! Кеннеди! Ну умо-ри-и-ил! А в Аме... а в Америке-то бьются, не могут найти. И не знают, козлы, что его Лёшка Полупятов замочил.

Отсмеявшись, он закурил новую сигарету и сказал:

— Полупятов — это я.

— Чижов. Василий.

— Молодца, Чижов! За словом в карман не полезешь. Пойду к батюшке, споведуюсь, что я Кеннеди кокнул. Вообще-то, я Клинтона бы с удовольствием. Морда мне его не нравится. А Кеннеди во мужик был, я б его не тронул. Проходи мимо меня Кеннеди, я не трону. А Клинтон — глаза белые, не люблю. Я за Агдам Хусейна.

— Правильно. Ну что, дальше-то можно мне на своих двоих?

— И не думай. Поп-то должен видеть мои добрые дела. Давай обратно полезай на хребет мне.

— Да ладно, я отцу Николаю и так расскажу.

— Полезай, говорю!

Пришлось опять слушаться приказов Полупятова.

— Алексей, а ты почему Полупятов? В половине пятого, что ли, на свет появился?

— Не, это, сказывают, моего прапрадеда змея в пятку укусила, мясо срезали, полпятки только оставили. И прозвище — Полупят. А от него пошли мы, Полупятовы.

Тут Чижов увидел отца Николая, выходящего из церкви и направляющегося в сторону своего дома.

— А вон и батя, — сказал Полупятов. — Эй! Отец Николай! Глянь-ка, кого я тебе несу!

Батюшка остановился, стал укоризненно качать головой. Потом встревожился, быстрым шагом направился навстречу.

— Да сбрасывай ты меня уже, пришли ведь! — возмутился Чижов.

— Нет, донесу! — упрямился конь, как осёл.

— Что? Нога? — спросил священник, приблизившись.

Тут только Чижов очутился на земле.

— Да нет, всё в порядке, — поспешил он успокоить батюшку.

— Это я его сам, по собственному сердцу, за искупление моих грехов, — заморгал глазами Полупятов, вмиг превратившись в застенчивого мальчика лет сорока пяти.

— Тьфу ты! Я так и знал, что опять твоё озорство, — разгневался отец Николай. — Ну, здравствуй, чадо, доехал, значит, на сивом мерине? Алексей, иди-ка печь погляди в гостеприимном доме. Иди, после поговорим с тобой!

Тот, почёсывая затылок, неуверенно зашагал к построенному в прошлом году домику для приёма батюшкиных гостей. Василий и отец Николай тем временем троекратно поцеловались, и духовник благословил своё духовное чадо.

— Что за Алексей такой? — спросил Чижов.