Закаты

— А как называется этот обряд?

— Похищение невесты.

— Похищ...

— Нет, вы не думайте, невеста сама

мечтает, чтобы её украли.

— Ах, ну хоро...

— Родители тоже согласны. Можно

пойти в загс, но до этого, по обычаю,

невесту нужно украсть.

— Украсть?

— Угу.

— Ч-чёрт! Красивый обычай. Красивый

обычай. Ну, а моя-то какая роль ?

В сей ночной час, в отличие от Белокурова и Тетерина, которые вовсю бодрствовали, отец-основатель жавороньего княжества всепоглощающе предавался сну. Ему снилось, что он плывёт на «Титанике» и смотрит в иллюминатор на огромных белоспинных альбатросов диомедеа, они красиво парят в небе, и Ревякин зачем-то начинает объяснять своей невесте Марине, что в средней полосе России эти птицы не водятся, ибо последних из них большевики расстреляли в двадцать седьмом году, а которых не расстреляли, тех выдворили из страны в Тихий океан. Вдруг один из альбатросов грозно пикирует, ударяется клювом об иллюминатор, пробивает стекло, и в каюту, вопреки законам логики, валит мощный поток воды. «Титаник» начинает тонуть. Вода очень холодная, и Ревякин в ужасе мечется.

Он проснулся от холода. Постель была влажная — он почему-то очень сильно пропотел. А в окно рвался ледяной ветер апрельской ночи. Отец-основатель решил сходить в туалет, спустил ноги на пол, позёвывая и удивляясь столь неожиданно смелой и новой версии гибели «Титаника», как вдруг под ногой почувствовал стеклянный хруст.

— Что такое... — пробормотал он и тут только в темноте разглядел, что пол усеян осколками, а окно комнаты вдребезги разбито, оттого и такой ветер гуляет по дому.

— Хорошо хоть не порезался, — вздохнул Владимир Георгиевич, поджал ноги, дотянулся до выключателя и зажёг на стене бра. Стало быть, иллюминатор и впрямь разбили, только не альбатросы, а какие-то хулиганы. На полу Ревякин обнаружил камень, завёрнутый в большой лист бумаги. Развернув, он обнаружил послание и стал читать, понемногу начиная волноваться.

«Птички Божии! Настал наш час. Вы беззаботно предполагали, что если перелетели сюда, на берега Волчицы, то мы вас здесь не клюнем? Вы ошиблись. Горе вам! Волчица — жена волка, а волк — символ Ичкерии. Объявляем вам ультиматум. Вы должны как можно быстрее покинуть эти края и возвратиться туда, где вы жили раньше. Это место будет наше. Священная бездна принадлежит нам и только нам. Это наш колодец. А чтобы вы поняли, что мы не шутим, мы будем каждую ночь уворовывать у вас по одной девушке. Сегодня мы начнём с твоей невесты, мерзкий птичник Ревякин. Можешь её больше не искать. Она у нас и будет принесена в жертву священной ночи. Это объявляем тебе мы, ночные чёрные ангелы — Упырь, Нетопырь, Ушан, Шестокрыл, Сипуха, Сова, Филин, Сыч, Неясыть, Ночной Ястреб, Вурдалак и всё наше страшное воинство ночи. Убирайтесь! Горе вам!»

— Шутники, едришь твою двадцать! — усмехнулся Ревякин, но в душе у него заскребло. Что-то подсказывало отцу-основателю, что это не шутка, хотя и выглядело послание весьма литературно.

Оставалось лишь пройти в соседнюю комнату, где спала Марина, и удостовериться, там она или нет её. Но если она там и он вдруг разбудит её, она может подумать, что он захотел лечь с ней, а у Владимира Георгиевича не было никакого желания сейчас ложиться с ней, ибо он всё ещё чувствовал себя не отдохнувшим.

Но, ещё раз прочитав послание, он всё же отправился. Марины не было. В комнате царил порядок, за тем лишь исключением, что одеяло с кровати обиженно и скомкано переместилось на пол. Неужели его не очень серьёзные предчувствия сбылись? Он всегда пошучивал, что если есть жаворонки, то рано или поздно должны появиться и совы. Он помнил детский ужас, когда мама читала ему сказку Ивана Франко про ворон и сов, как кровожадные совы по ночам таскали и пожирали маленьких воронят.

Ни в туалете, ни в кухне, ни в прихожей Марины тоже не обнаружилось. Входная дверь оказалась открытой. Ревякин жил в двухкомнатной квартире в одном из углов четырёхэтажного княжеского дворца, на первом этаже. Квартира его имела свой отдельный вход, а также дверь, через которую можно было проникнуть во дворец.

Только теперь до отца-основателя дошло, что Марину и впрямь похитили. Сделано это было тихо, бесшумно. Вероятно, похитители, прокравшись в комнату Марины, осторожно усыпили её хлороформом. Немудрено, что Ревякин не проснулся — он ведь так плохо спал в предыдущую ночь.

Он проверил вещи. Ничего не пропало, кроме Марининых сапог, пальто, шапки, платка, ещё кое-какой одежды.

— Нет, не может быть, это розыгрыш, — бормотал Владимир Георгиевич, одеваясь. Его уже начинал колотить озноб страха. Что значит «принесена в жертву священной ночи»? Изнасилована? Истерзана? Замучена до смерти?