Закаты

Когда выехали из Москвы, он поменялся местами с Тетериным, и вскоре на заднем сиденье спали уже двое — маленький мальчик и взрослый палеоантрополог.

Глава четырнадцатая СОВЫ

— Никакого модернизьма!

Никакого абстракционизьма!

Он тяжёлым камнем канул в сон, как в пропасть. Потом, очнувшись, с удивлением увидел себя на заднем сиденье своей «мыльницы». Сбоку от него спал мальчик. Вчерашний чудодейственный мальчик, благодаря которому Сергей Михайлович совершил свой выдающийся подвиг. Он посмотрел на часы, они показывали двадцать минут пятого. За окнами машины было ещё темно.

— Что за город? — спросил он у Белокурова.

— Тверь.

— Почему стоим?

— Прокофьич увидел милиционера и пошёл ему доносить, что мы с тобой вооружены.

— А если серьёзно?

— Разузнает, как дальше ехать. Ты чего проснулся? Спи дальше, всего-то проспал два часа.

— Как ни странно, чувствую себя выспавшимся.

Тетерин удивился тому, насколько он и впрямь ощущал себя посвежевшим. Уже не персонажем романа. Вспомнив про этот недавний разговор, улыбнулся. Прокофьич горячо поблагодарил представителя тверской милиции и вернулся за руль.

— Ну что там? — спросил Белокуров.

— Надо было раньше свернуть. Сейчас переедем по этому мосту, потом направо, ещё через один мост, и выберемся на дорогу в Торжок.

— Зачем нам Торжок? Нам в сторону Вышнего Волочка.

— Это одно направление.

— Не устали, Николай Прокофьич? — спросил Тетерин, когда они ехали по мосту. — Я уже нормально, могу вас сменить.

— Из Твери выберемся, и сменишь.

— Афанасий, — сказал Белокуров, когда они уже ехали по набережной за спиной у памятника ходившему за три моря.

Неведомо почему, но в эту минуту Тетерину стало как-то по-особенному хорошо и уютно. Вспомнилось, как однажды с другом они путешествовали по волжским городам, предавались разным приключениям, охотились на девушек-волжаночек, хотя и не сказать, что много наохотили, но всё равно — весело. И как пили великолепное тверское пиво в обыкновеннейшей пивной забегаловке, расположенной неподалёку от этого самого памятника Афанасию Никитину. Нестерпимо захотелось холодненького пивка.

— Надо же, — произнёс Николай Прокофьич, — полжизни прожил в Твери и уже забыл, как по ней ездить.

— Так вы тверичанин? — спросил Тетерин.

— Конечно. И Борис тут родился.

— Борис, а зачем мы всё-таки едем туда, в эти Жаворонки? Может, лучше остановиться тут? В Твери, наверное, есть родственники?

— Никого не осталось, — ответил за Белокурова его отчим.

— А в Жаворонках надёжно, — сказал Белокуров. — Так, во всяком случае, меня уверял сам князь Жаворонков. Хорошая новорусская охрана, крепкие стены...

— О-о-о! — покачал головой Тетерин. — Как раз там, где есть хорошая новорусская охрана и крепкие стены, менее всего безопасности. Там-то и грохочут взрывы, там-то и добивают контрольным выстрелом в черепушку.

— Возможно, вы и правы, — вздохнул главный редактор «Бестии», — но это к тому же одно из мест, где нас, вероятнее всего, не будут шукать. Молено сказать, мы — эмигранты. Спасаемся в пределах другого государства. Как если бы мы были итальяшки и прятались в Сан-Марино.

— Так, а что эти жаворонки, чем они занимаются, кроме того что солнцепоклонники? — всё-таки зевая, спросил Сергей Михайлович.

— Всем, чем положено гражданам карликового государства, — отвечал Белокуров. — Каждый по своей профессии плюс по той профессии, которая нужна в государстве. Допустим, человек, как вы, может заниматься своей антропологией, но должен и землю пахать, и огород обрабатывать. Если, конечно, ваше дело не приносит доход княжеству. Вот, допустим, если я поселюсь в княжестве, я уже не смогу читать лекции в богатом коммерческом колледже, как в Москве, и лишусь основного своего дохода. Придётся подыскивать работёнку в самом княжестве или придумывать что-то.

— А я запросто могу принимать своих пациентов в княжестве и приносить доход, — сказал Тетерин и коротко поведал о том, как он занимается надомным черепословием.

— Должен вас разочаровать, — покачал головой Белокуров. — Ведь вас таким образом могут выследить.

— Потребую от своих пациентов неразглашения.