Закаты

И поплёлся следом за матушкой в её тайники.

Василий Васильевич усмехнулся тому, что Полупятов разжаловал его фамилию до Чижика. Имел право — ведь это Полупятов спас Чижова, а не Чижов — Полупятова. И всё-таки такое панибратство со стороны бывшего зэка и выпивохи кольнуло чижовское самолюбие. Он почесал затылок, перекрестился на образа и отправился из дому в храм. Проходя через кладбище, оглянулся на избу — и тут всего его сотрясло, когда он живо представил себе на её месте обугленное пепелище, где среди дымящихся головешек дотлевает его молодой труп.

— Спаси, Господи, и помилуй раба Твоего Алексея и даждь, Господи, ему здравия духовного и телесного и мирная Твоя и премирная благая! — взмолился Василий Васильевич о бывшем зэке и выпивохе.

В храме ещё только начиналось богослужение. Отец Николай расставлял утварь и раскладывал книги; одна из старушек, Марья, затепливала лампадки, другая, Прасковья, читала Шестопсалмие, колупаясь и путаясь в старославянском. Чижов поспешил подменить её. Читая, краем глаза заметил, как отец Николай приветливо ему улыбается, благодаря, что он сам проснулся и пришёл.

Службу служили долго, по полному чину, с наслаждением. Отец Николай — за себя и за дьякона, а Василий — за всех остальных. Когда покидали храм, у него немного кружилось в голове, но на сердце было отрадно, душа наполнялась сил, а вместе с ней подтягивалось и тело. И обидно было до слёз, что жены нет рядом, что всё опять придётся ей только рассказывать.

К последнему великопостному обеду матушка Наталья Константиновна премного расстаралась: на закуску выставила и солёные грибочки, и квашеную капустку, и салат из редьки с морковью и укропом, и даже грузинское лобио; на первое — постный борщ; а на второе — вермишель под грибным соусом, а желающим — гороховую кашу. Одно только плохо — есть всё это не представлялось возможным из-за необычайно плохого качества матушкиной кухни. Солёные грибы отдавали ржавчиной, капуста — хозяйственным мылом, в салате из редьки с морковью оказалось много уксуса, и даже лобио по вкусу напоминало скорее пюре из свежевырытой глины, нежели блюдо из фасоли; в борще обитали столь крупные и осклизлые картофелины, что лишь они вмиг отпугивали едока; а уж о слипшейся и почему-то холодной вермишели под подозрительно красным грибным соусом и говорить не приходится. Отец Николай однажды объяснял кулинарные способности своей жены так: ястие — один из главных соблазнов, а Наталье Бог дал создавать блюда снаружи привлекательные и аппетитные, но вкусом своим напоминающие о тщетности земных удовольствий.

— Мой вам наказ, — сказала матушка строго, — поешьте как можно больше, потому что перед самой службой только чаю попьёте.

Отец Николай прочёл молитвы, положенные перед вкушением пищи, и, как только сели за стол — он с матушкой, Чижов и на удивление доселе трезвый Полупятов, — объявился ещё один гость. Это был человек среднего роста, сутулый и тощий, строго постящегося вида, с длинными и неопрятными волосами, с бородой, продырявленной щербатым ртом. Войдя, гость громогласно объявил:

— Мир дому сему! С благодатию Господней да вкушати рабам Божиим ястия и питие. Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. Отче наш, Иже еси на Небесех... — при этом он крестился, больно ударяя себя троеперстием, аки клювом. Совершив все обряды под наблюдением собравшихся пообедать, он, наконец, поклонился батюшке. — Здравствуйте, отче Николае! Примете ли ещё одного гостя, яко клас пшеничный, или прогоните, яко плевел?

— Будет тебе, Вячеслав, — с досадой улыбнулся отец Николай. — Раздевайся да проходи, да садись с нами чем Бог послал.

— Премного благодарен, отче, спасибо, что привечаете.

Покуда новоявленный снимал с себя пальто, батюшка успел шепнуть Чижову:

— Это тот самый, про которого я тебе говорил вчера. Которому у меня не занравилось.

— Здравствуйте всем, — сказал новоявленный, подходя к столу и вновь и вновь осеняя себя жестокими крестными знамениями, низко кланяясь иконам. Вдруг он замер и стал тихо шептать молитвы, лицо при этом у него обрело такое выражение, будто его кто-то незримый крепко сжимал сильными пальцами.

— Накладывай, матушка, — приказал отец Николай, видя, что Наталья Константиновна замешкалась — приступать ли к трапезе или дождаться, когда Вячеслав сядет за стол. Тарелки наполнились грибами и капустой. Тут новоявленный в последний раз осенил себя крестным знамением, низко поклонился и сел со словами: — Приятной всем выти.

— Зачем выть? — удивился Полупятов.

— Не выть, а выти, — пояснил Вячеслав. — Так по-русски «аппетит». А жить надо по-русски, не употребляя иноземных выражений. А то — аппетит... По-русски же будет: выть. Старинное хорошее слово, ёмкое и глубокое. Допустим: «На меня такая выть напала!» Это значит — есть ужасно захотелось. Красиво, ничего не скажешь — нет русского языка краше.

— Понятно, — сказал Полупятов. — А я думаю: с какой стати нам выть? Мы что, волки позорные?

— Ты за столом ешь побольше, а думай поменьше, — сказала ему матушка.