– Я вижу, вы крепкий орешек. И неплохо соображаете... Я очень беспокоился об Аните. Обычно она всегда заходит по понедельникам, вечером, и, когда она вдруг не пришла, я решил сам посмотреть, все ли с ней в порядке. Вы знаете, какое там опасное место.
– Я не перестаю удивляться, мистер Мак-Гро, что многие люди считают Чикагский университет опасным местом. Я не могу понять, почему родители посылают своих детей в тамошнюю школу. А теперь поговорим более откровенно. Когда вы пришли ко мне, вы уже знали об исчезновении Аниты, в противном случае вы ни за что не дали бы мне ее фотографию. Вы беспокоитесь за нее и хотите ее найти. Может, вы полагаете, что это она убила парня?
Реакция была мгновенная.
– На кой черт ей было убивать его? Скажу правду: во вторник вечером она вернулась туда с работы и обнаружила его мертвое тело. Она позвонила мне в полной панике и исчезла.
– Она не обвиняла вас в этом убийстве?
– С какой стати? – Он был настроен воинственно, но чувствовал себя явно не в своей тарелке.
– Для этого могло быть достаточно поводов. Вы ненавидели молодого Тайера, считали, что ваша дочь может продаться боссам. И вот, беспокоясь за судьбу своей дочери, вы убили парня, надеясь таким образом вернуть себе дочь. Но вместо этого...
– Да вы просто спятили, Варшавски. Ни один родитель не сделает такого безумства.
Я уже достаточно навидалась родителей, способных и на большие безумства, но не стала с ним спорить.
– Хорошо, – сказала я. – Если эта версия вам не нравится, попробуем другую. Питер, возможно, узнал о кое-каких сомнительных, может быть, даже преступных делах, которые вы ведете вместе с Точильщиками. Он поделился своими опасениями с Анитой, но так как он ее любил, то не захотел выдавать вас копам. С другой стороны, как молодой идеалист, он не мог не ополчиться против вас. Подкупить его было невозможно, и вы убили его – сам или руками наемных убийц. Анита была уверена, что это сделали вы, поэтому она и скрылась.
Мак-Гро опять разнервничался, расшумелся, осыпая меня ругательствами.
Наконец он сказал:
– Зачем бы я стал искать свою дочь, если бы боялся, что она меня предаст?
– Не знаю. Может быть, вы рисковали: рассчитывали, что если она будет рядом, то не предаст вас. Но ведь полиция очень быстро установит связь между вами и Анитой. Они знают, что ребята связаны с братством, потому что ваши издатели выпускали специальную литературу. Они отнюдь не дураки; все знают, что это вы руководитель профсоюза, и еще они знают, что вы побывали на квартире, где случилось несчастье. Проводя следствие, они будут думать не о вашей дочери и не о том, какие у вас с ней отношения. Их цель – расследовать убийство, и они будут просто рады повесить его на вас – особенно под давлением такой влиятельной фигуры, как Тайер. Если вы откровенно расскажете мне все, что знаете, может быть – хотя я и не могу обещать твердо, – мне удастся спасти вас и вашу дочь. Если, конечно, вы не виноваты.
Несколько минут Мак-Гро стоял опустив глаза. Я вдруг поняла, что все время, пока говорила, крепко сжимала подлокотники и слегка расслабила мышцы. Наконец он посмотрел на меня и сказал:
– Если я вам кое-что скажу, обещаете ли вы не передавать это полиции?
Я покачала головой:
– Я ничего не могу обещать, мистер Мак-Гро. У меня отберут лицензию, если я скрою какие-нибудь сведения о преступлении.
– Да перестаньте вы, черт возьми, болтать чушь. Вы ведете себя так, будто это я совершил убийство. – Наконец, отдышавшись, он сказал: – Я только хочу сказать вам, что вы правы. Да, я нашел тело молодого Тайера. – Эту фразу он выдавил с большим трудом, остальное пошло легче. – Анни – Анита – позвонила мне вечером во вторник. Она была не на их квартире и не хотела сказать, где находится. – Он сел поудобнее. – Анита хорошая, благоразумная девочка. Ее никогда не баловали в детстве, и, когда выросла, она никогда не злоупотребляла своей независимостью. Мы с ней в очень хороших отношениях; она всегда интересовалась и занималась профсоюзными делами, но она никогда не была, если так можно сказать, папиной дочкой. Тут наши желания сходились. Во вторник вечером я едва ее узнал. С ней было нечто вроде истерики, она несла что-то нечленораздельное. Но она не упомянула об убийстве.
– И что же она все-таки говорила? – спросила я как бы вскользь.
– Да всякую чепуху. Я ничего не мог понять.
– Та же песня, второй стих, – заметила я.
– Что?
– Все то же самое, – объяснила я. – Только громче и настойчивее.
– Еще раз вам повторяю, она не обвиняла меня в убийстве Питера Тайера, – прокричал он во всю силу своих легких.
Мы продвигались довольно-таки медленно.
– О'кей. Она не обвиняла вас в убийстве Питера. Но она все же сказала, что он мертв.
Он на минуту задумался. Если бы он сказал «да», тут же последовал бы вопрос: если она была уверена, что убийство совершил не ее отец, почему же она скрылась?