Захарий Зограф

В 1834 году была объявлена аграрная реформа, упразднившая военно-феодальное ленное землевладение. В Стамбуле учредили министерства по образцу европейских, реорганизовали управление провинциями, генерал-губернаторов лишили «своих» войск, чиновники, ранее кормившиеся исключительно взятками и подношениями, получили жалованье. Медленно, натужно, со скрипом и бесконечными оглядками назад Османская империя поворачивалась лицом к Европе. Сам султан облачился в подобие гусарского мундира с французской шпагой на поясе, халаты и чалмы сменились сюртуками и фесами, по указу 1837 года чиновникам укоротили их роскошные бороды и усы. В 1832 году начала выходить первая газета «Таквим-и-векан» («Дневник происшествий»); конвенции 1838 года открыли доступ на внутренний рынок английским и французским товарам. Денежное обращение все сильнее теснило натуральное хозяйство, и даже в Болгарии возникли первые ткацкие фабрики — в Сливене и в селе Пырвенец Пловдивской околии.

Весной 1837 года Махмуд II — первым из султанов! — совершает поездку по своим европейским владениям, принимает депутации, жалует почетные одеяния, произносит речи о равенстве и не скупится на обещания. Когда он въезжал в Шумен, то по одну сторону дороги стояли, сложив руки на животах, правоверные, по другую пала ниц болгарская райя — от крестьян до епископов: взирать на светлый лик повелителя им возбранялось. «Вы, греки, армяне, евреи, — обратился султан к именитым горожанам, почему-то запамятовав о болгарах, — точно такие же слуги божьи и мои подданные, как и мусульмане; вера у вас различная, но вас одинаково охраняют закон и моя султанская воля. Платите безропотно подати, которые я на вас налагаю; деньги эти употребляются для вашей пользы и вашего спокойствия».

Ревностный защитник ислама, запрещавшего употребление вина, султан лично для себя таких запретов не признавал: сначала он пристрастился к шампанскому, потом к рому и спирту; летом 1839 года Махмуд II скончался.

Его преемник, шестнадцатилетний Абдул Меджид, был туп и порочен, но под давлением регентов и министра иностранных дел Мустафы Редиф-паши 3 октября 1839 года подписал Гюльнаханейский хатт-и-шериф — рескрипт, объявлявший равенство перед законом всех подданных Порты, охрану их жизни, чести и имущества, отмену налоговых откупов и судебных конфискаций. «Когда не обеспечено имущество человека, — провозглашалось в указе, — тогда он не слышит гласа правителя и отечества и, обеспокоенный своими заботами, никак не радеет об общем интересе и добре. <…> И оттого сейчас нам следует для каждого члена турецкого общества определить дань в соответствии с имуществом и силой его и, кроме этого налога, ничего более с него не требовать.<…> Без таких налогов, которые, как мы видим, являются необходимыми, не установятся в царстве ни богатство, ни благополучие, ни тишина — а эти блага произойдут от таких новых законов. <…> Эти царские милости разливаются и простираются на всех наших подданных, независимо от вероисповедания и национальности: все равно могут радоваться этим милостям» [27, с. 138–139].

В Болгарии хатт-и-шериф возбудил радостные надежды; большинству их, правда, не суждено было сбыться, ибо султанские обещания посулами и остались, но на какое-то время многие уверовали в будто бы просветлевшее будущее. Реформы, как писал В. Априлов, «озарили болгар лучом свободы. <…> Болгары начинают дышать свободно, развивая свои умственные способности и шествуя твердым шагом к образованию» [27, с. 164].

Интересно и показательно во многих отношениях большое стихотворение Неофита Рильского, озаглавленное им так: «Описание следственных произшествию собившихся от знаменитого турецкого хаттишерифа, изданного султаном Меджитом в 1839 г. октомврий 22-й и прочтенного публично в Гюльхане. Писал Б. Н. — Безымянный Некто».

С тех пор, как оттоманское царство настало,
до днесь такого чуда никогда не возникало.
Младой царевич турецкий Меджит на престол восстал,
новые законы по всей державе издал,
Хаттишериф чудный и знаменитый написал,
в нем всяческое добро райе своей обещал.
Чтоб равны были турок, еврей и болгарин,
католик, армянин, цыган и бедный албанец.
Чтоб не было больше грабительства,
но каждый подданный имел от царя покровительство.
Чтоб не говорили больше: «Эй, московский гяур»,
чтоб их не били и не говорили им: «Гяуру башина вур!» —
чтоб их не бранили и не делали никакого зла.

Восхвалительная часть заканчивается такими строками: