Заходер и все-все-все…

Чуть позднее Борис признался, что почти сразу понял: Артем мне не муж. (Значит, разница между мужем и возлюбленным, даже с большим стажем, все же заметна.)

Я не отрицала…

…И в черном небе светит светом черным
Он.
Треугольник.
Четырехугольный.
Он в центре мира в этом странном мире.
Четыре в нем угла. Увы, — четыре.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

На ваших окнах — глухие шторы.
Я — не ребенок. Нет.
Глухие шторы. Замки, затворы.
И гаснет свет.

Глухие шторы. Ночь глухая.
Не слышишь ты,
Как кто-то бродит там, вздыхая
До глухоты.

Цикл стихов о любви, строки которых приведены здесь, написан Борисом Заходером через полгода, в Ялте, как говорится, залпом. Хотела бы я надеяться, что была той «причиной», которая вызвала их к жизни, но меня там не было. «Видно, такое время пришло…»

Светло и тепло.
Светло и тепло.
А ведь и солнце
Еще не взошло!

Видно, такое
Время пришло —
Светло и тепло,
Светло и тепло…

Он читал их мне одной из первых.

Впоследствии, когда впервые (увы, лишь в 1996 году) они были изданы полностью, Борис посвятил их мне, написав: Посвящается Г. З. При наборе «З» потеряли, и Боря, когда дарил книгу, всегда от руки дописывал эту букву. А мне добавил: Она же — любимая жена.

Но искру высекла другая женщина.

Шел — и встретил женщину.
Вот и все событие.
Подумаешь, событие!
А не могу забыть ее.

Не могу забыть ее,
А она — забыла.
Вот и все событие,
Вот и все, что было.

И однако:

Все так: кручина без причины,
Неумолкающая грусть.
Не ты причина той кручины,
Ты — только повод. Ну и пусть.

Ты — не причина: нет причины.
Ты — повод. Может быть — предлог.
Не без тебя — без той кручины
Я, видно, больше жить не мог…

…Тем летом я могла изредка, именно изредка, наблюдать семейную жизнь Бориса Владимировича. Длительное отсутствие женской руки сказывалось: он, еще сравнительно молодой, «мужчина в самом расцвете сил», мужских и творческих, человек с поэтическим воображением, эстет, надолго оставался один. Его жена, Кира Петровна Смирнова, известная и очень яркая эстрадная звезда, появлялась на даче крайне редко. Борис радовался ее приезду, расспрашивал об успехах. Она подробно и шумно рассказывала о них.

Ко мне относилась настороженно, явно не испытывая симпатии.

Я, кстати, тоже. И вполне понимаю ее.

Мой незабываемый отпуск закончился.

Вот мы и простились.
Искоса взглянула,
Не поцеловала —
Руку протянула.

Может, и хотела,
Да от всех скрывала,
Так или иначе —
Не поцеловала.

Даже на прощанье
Не поцеловались!
Может, мы с тобою
И не расставались?

Подарок

(зима 1963–1964 года)

Казалось, моя жизнь после знакомства с Борисом Заходером не изменилась.

Мой затянувшийся роман становился все более и более бессмысленным. Мы, словно предчувствуя окончание, отметили в ресторане семилетие, где тосты состояли из всевозможных пословиц и поговорок. Например: «Семь без четырех, да три улетело»…

Несмотря на сильное впечатление, которое произвел на меня Борис Владимирович, я не позволяла себе думать о нем, хотя он периодически звонил. Не хватало еще одного женатого поклонника.

Однако — почти незаметно — началось вытеснение одного моего романа другим.

В один из последних дней 1963 года раздался звонок в дверь, и, открыв ее, я увидела Заходера с большой коробкой. Подарок к Новому году:

…Не войду.

Он не зашел, не посмотрел, как я живу, — просто поздравил.

Это была новомодная венгерская кофеварка «Эспрессо». Я большая любительница хорошего кофе, и он об этом знал. Как он угодил! Отныне каждое утро, приготавливая кофе, я невольно вспоминала Бориса, как молитву.

Борис Владимирович звонил мне. Но так как он часто уезжал работать в дома творчества, то в эти периоды звонки становились редкими или совсем прекращались, и тогда без них становилось неуютно.