Заходер и все-все-все…

Барри — совсем человечно ест и пьет все, что люди, готов делать все, что люди — дружить с кошкой, ездить на машине и т. д.

Джимми — строго блюдет собственное достоинство и чуть что — сразу: «это не собачье дело!»

Еще о Джимми, нашем маленьком пинчере.

Вдруг небо озарилось… Дождь хлынул потоком, и какая-то огромная и, видно, очень нахальная собачища зарычала, залаяла громовым голосом.

— Р-р-р! Трам! Там! Бам!

Этого Джимми уже не стерпел, он вскочил с пледа и кинулся к дверям, звонко-звонко залаяв…

Но как он ни торопился в сад — там уже никого не было.

Воспользовавшись хлынувшим ливнем, громоподобный пес, видимо, успел удрать…

О дожде.

Скворец: «Ой, ой, дождь!»
Утка: «Еще только накряпывает! Чего крячать?»

      Утка возле кур сидела —

      Значит, утка в курсе дела!

Полистаю другие тетрадки.

Бананы, пальмы, кипарисы… Вся эта экзотика гордо рисуется на фоне небес. А под ногами у нас все та же травка — подорожники, колоски и какие-то мелкие, что и дома, цветочки, которые топтали мы всю жизнь и никогда не замечали…

Снежная буря у моря. С мокрыми ногами. Посинели от холода. И у гор волосы дыбом. Зяблик, как собачонка, гулял с нами — причем на шаг впереди — во время всей длинной прогулки по пляжу. Море, песок, снег — четкая граница между водой и снегом — песок.

У проталины, возле каких-то теплых труб, шел парок, и все птахи работали. Людей они не боятся.

А вечером, в снежную бурю, сбило много вальдшнепов. Бекасик на руках в столовой. Он сидел так смирно и так кротко смотрел большими, грустными черными глазами, что взрыв был неожиданным. Помял носик о стекло.

Лягушка жерлянка начала «отмерзать», и куда ее деть, я не мог решить: пища — холод.

Весной все быстро растет, а быстрее всего — заборы и скамейки (если их не убрали на зиму).

Весело-весело
Птичка щебечет.
Знает — Господь ее
Всем обеспечит.

Когда кормишь синичек тем, что они больше всего любят, — их не увидишь на кормушке. Любят они больше всего семечки. Может, именно потому, что уж очень удобны. Цап и улетел, и не надо находиться в таком страшном месте, где за окном нет-нет да появится «ОН» — великий синицеед?

Комар пищит, подлец, так жалобно, словно взаймы просит.

Елки-палки! Караул!
Трах-т арарах!
Кошмар! —
Это к нам летит комар!

Должна сказать, что Борис пугался даже отдаленного жужжания. «Опять напустила комаров», — обычно говорил он мне при появлении самого первого в сезоне кровососа.

Учредители Международной писательской программы 1986 года в штате Айова Paul Engle и его жена Hualing пригласили писателей, участников программы, на день рождения одного из своих детей.