Захудалый род

Просидев около часа с глаза на глаз с Червевым, она стала сама резюмировать в своем уме его положения и начертала такую схему: характер в высшей мере благородный и сильный; воля непреклонная; доброта без границ; славолюбия - никакого, бессребреник полный, терпелив, скромен и проникнут богопочтением, но бог его "не в рукотворном храме", а все земные престолы, начальства и власти - это для него совсем не существует. Это все, по его выводам, не соединяет людей, а разделяет, а он хочет, чтобы каждый жил для всех и все для одного... И это в нем так искренно, что он не хочет допускать никаких посторонних соображений. По его мнению, весь опыт жизни обманчив, и самая рассудительность ненадежна: не стоит думать о том, что будут делать другие, когда вы будете делать им добро, а надо, ни перед чем не останавливаясь, быть ко всем добрым.

Он убежден, что все со временем захотят платить добром за добро, - и потому он исключает всякий суд и всякие наказания, всякие похвалы и всякие почести... Заслуги ума, трудолюбия, даже заслуги самоотвержения и любви все это, по его мнению, не нуждается ни в каких наградах и даже страдает от них. Добро - само в себе награда. Журавский с его идеями освободить крестьян ничего не достигнет, а во всей деятельности Сперанского он считает за достойное внимания только то, что он умеет сносить с достоинством свое удаление.

Княгиню удивляло: как же этот человек был близок Сперанскому и Журавскому, которые имели совсем другие взгляды и стремились к улучшениям путем государственных мер! Их намерения княгине казались прекрасными, и во всяком случае они были ей понятны, меж тем как все то, что сказал ей с полною откровенностью Червев, - это все изменяет и отменяет, все упраздняет и все ставит ни во что. А то, что он говорит, о том приходится выводить из его идей, что это утопии, что это неприложимо и не может держаться при всех других условиях общества и гражданственности.

Проведя все это в уме, она вслух договорила свою мысль:

- Это не лад, а разлад.

- Да, принесен "не мир, а меч", - спокойно отвечал ей Червев.

Княгиня прочитала в его глазах, что он понял все, что она молча продумала, и нимало этому не удивился и не рассердился. Это ему, очевидно, было за привычку он словно ожидал того, что она ему сказала.

- Как же вводить молодых людей в эту жизнь с такими идеями? - спросила она.

- Не легко, - отвечал Червев.

- И как им будет жить?

- Трудно

- Нельзя!

- Если соединять несоединимое, то нельзя, но если вести одну линию, то можно.

- Надо, значит, начать с того, что на многое, почитаемое за важное, взять и положить крест.

- Да, с этого должно начаться.

- А далее пойдет разлад со всем!

- Разлад только с тем, что не идет в лад с порядком, при котором лев не захочет вредить ягненку.

- Слова ваши режущи.

- Я с вами должен говорить откровенно: я ведь знал, что я вам не гожусь.

- Нет, я прошу вас дать мне подумать.

- И не думайте, я не гожусь. Вы верите в возможность мира при сохранении того, что не есть мир, а я не вижу, на чем может стать этакий мир. Меч прошел даже матери в душу.

- Вы строже, чем Савонарола!

- Я не говорю ничего своего.

- Да, но это ужаснее! Вы отнимаете у меня не только веру во все то, во что я всю жизнь мою верила, но даже лишаете меня самой надежды найти гармонию в устройстве отношений моих детей с религией отцов и с условиями общественного быта.

- Этой гармонии я не касаюсь.

- Но вы не верите в ее возможность?

- Воспитывать ум и сердце - значит просвещать их и давать им прямой ход, а не подводить их в гармонию с тем, что, быть может, само не содержит в себе ничего гармонического.

- Становясь на вашу точку зрения, я чувствую, что мне ничего не остается: я упразднена, я должна осудить себя в прошлом и не вижу, чего могу держаться дальше.

Червев улыбнулся доброй улыбкой и тихо сказал:

- Когда поколебались вера и надежда, остается любовь.

- Как еще любить и кого?

- Всех, но если вы истинно любите ваших детей...

- Без сомнения.

- И если верите тому, что открыл показавший путь, истину и жизнь...

- Верю.

- Тогда вы должны знать, что вам надо делать.

Княгиня задумалась и тихо проговорила:

- В душе моей я с вами согласна...

- Душа ведь по природе своей христианка.

- Но этот нож, этот меч, - это изменение всего...

- Изменение всего, но сначала всего в самом человеке.

- Да; только в самом себе... но... все равно... Вы обобрали меня, как птицу из перьев. Я никогда не думала, что я совсем не христианка. Но вы принесли мне пользу, вы смирили меня, вы мне показали, что я живу и думаю, как все, и ничуть не лучше тех, о ком говорят, будто они меня хуже... Привычки жизни держат в оковах мою "христианку", страшно... Разорвать их я

- После, быть может, будет иное.

- Нет, это будет вечный мой стыд, что вместо того, Чтобы теперь привлечь к себе в дом человека как вы, - Я говорю ему как те, которые говорили. "Выйди от меня - я человек грешный".

- Вы искренни, и я вам благодарен, - отвечал Червев и встал с места.