— Ты упрямый. Мы все это знаем. Но, блять, Николас, ты никогда не был тем, кто лжет самому себе.
Поднимаюсь на ноги, на моем лице темнеет предупреждение.
— Что, блять, это значит?
Андреас смотрит мне в глаза, не дрогнув перед моим гневом.
— Это значит, что ты, блять, живешь в отрицании, если думаешь, что тебе наплевать на Тесс, и ты можешь просто так отдать ее Кристосу. Ты совершаешь ошибку. – Он подходит к двери и, открыв ее, сердито смотрит на меня. – О которой ты можешь жалеть всю оставшуюся жизнь.
— Убирайся! – Рявкаю я без необходимости, потому что ублюдок уже закрывает дверь за своей задницей.
Я откидываюсь в кресле и, схватив телефон, смотрю на адрес Манно, делая все возможное, чтобы игнорировать слова Андреаса, дразнящие меня, как навязчивое эхо.
Манно даже не в гребаном Ванкувере. Этот ублюдок в Торонто.
Ну и ладно. Я приведу эту гребаную войну прямо к его порогу. После свадьбы.
Всепоглощающая эмоция потрясает меня до глубины души, точно так же, как вчера, и позавчера, и каждый второй гребаный день с тех пор, как я договорился о браке.
Думаю о том, что Тесс станет женой Кристоса… Это нужно сделать. Ради моего здравомыслия и ее безопасности.
Эта свадьба состоится.
Я отказываюсь смотреть глубже, отказываюсь анализировать эмоции, отказываюсь думать о ее обнаженном теле под другим мужчиной.
Свадьба должна состояться. Нет места для сомнений.
Глава 22
ТЕСС
Мама разглаживает шелк на моих бедрах и расправляет короткий шлейф позади меня.
— Я бы хотела, чтобы твой отец мог видеть тебя, – напевает она, охваченная эмоциями дня.
День моей свадьбы.
Я до сих пор не могу осмыслить прошедшие две недели. Слишком много всего произошло.
Слезы угрожают захлестнуть меня, но мне снова удается проглотить их с помощью двух таблеток ксанакса, которые я уже приняла.
При таком раскладе у меня может произойти передозировка еще до окончания приема, учитывая, что есть вероятность, что Ирен может присутствовать на торжестве. Да поможет мне Бог, если это так. Я ни за что не переживу этого. Не сегодня.
—
Я не чувствую себя красивой. Я ненавижу белое платье, цветы, макияж. Я бы предпочла надеть черное.
— Улыбнись, – отчитывает меня мама.
Я даже не пытаюсь скрыть, как я расстроена, потому что, хотя Кристос кажется хорошим человеком, я ничего к нему не чувствую.
— Почему я должна улыбаться? Мной торгуют, как лошадью.
— Тише! – Мама ахает. – Твой муж хорошо позаботится о тебе.
Отказываясь смотреть на свое отражение в зеркале, я опускаю глаза. Я не хочу видеть белое атласное платье фасона "русалка", облегающее мои изгибы. Я не хочу видеть невесту, смотрящую на меня.
— Это не только твой день, Тереза, – продолжает отчитывать меня мама. – Подумай о гостях, о Питере, обо мне.
Мама закрывает мое лицо вуалью, решая мою судьбу.
Я пытаюсь собраться с силами, чтобы постоять за себя, ведь больше никто не сможет этого сделать.
Меня ведут по коридору, и мы останавливаемся за закрытыми дверьми. Начинает звучать Канон Пахельбеля12
, и двери открываются, открывая проход, который ведет к моему ожидающему жениху.Паника наполняет мои вены с каждым шагом, когда мама ведет меня по красной ковровой дорожке. От гостей доносится приглушенное бормотание, пока оно не звучит как жужжание у меня в ушах.
Я не отрываю глаз от букета в своей руке, отказываясь смотреть на всех гостей из страха увидеть, как Николас ухмыляется мне, потому что он выиграл.
Тем не менее, рыдания нарастают, и на этот раз я не могу остановить их, они срываются с моих губ. Тихий звук слетает, сливаясь с музыкой и шепотом.
Мое сердце съеживается, превращаясь в темную дыру. Мой желудок скручивается в тугой узел. Тихие слезы текут по моим щекам, дыхание учащается.
Мама останавливает меня и, приподняв вуаль, целует меня в щеку.
— Прими таблетку. – Мне суют в руку таблетку ксанакса. – Ты можешь это сделать.
Мама оставляет меня стоять у алтаря, чтобы занять свое место рядом с Питером. Мой взгляд останавливается на таблетке, лежащей на моей ладони, пока я делаю глубокий вдох, собирая все силы, которые у меня есть.