Захваченная грешником

Сидя на краю кровати, рядом со мной Афина, мы обе просто смотрим в пустоту, на наших щеках высохли слезы.

Мама.

Скорбь бьет сильно. Снова и снова.

Мои глаза горят, горло слишком сжато, чтобы говорить.

Мама.

Мое тело содрогается от тяжести горя, давящего на мои плечи.

— Тесс, Афина, – зовет Николас, затем заходит в комнату. Он подходит и приседает перед нами, его глаза жестоки и неумолимы от ярости, которая, кажется, разгорается все жарче с каждым разом, когда я смотрю на него. – Пришло время уходить. Пойдем. Вставайте.

У меня нет сил, но мое тело слушается.

Афина обнимает Николаса и, не сказав ни слова, выходит из комнаты.

Глядя на человека, который научил меня, что такое по-настоящему любить, кусочки моего сердца съеживаются. Я пытаюсь запомнить каждый дюйм его красивого лица, когда тянусь к его руке. Держа ее в обеих своих, я прижимаю ее к груди.

Что, если он отправится на войну, и я тоже потеряю его?

Мне приходится с трудом сглатывать, слишком большая душевная боль наполняет меня.

— Я... – Мое лицо грозит рассыпаться, мой голос пропадает. Отпуская его руку, я бросаюсь ему на грудь, обвивая его руками.

Пожалуйста, я не могу потерять Николаса. Я этого не переживу.

Николас крепко обнимает меня.

— Это всего на два дня, kardiá mou. – Он целует мои волосы, затем лоб, щеки. Его рот встречается с моими дрожащими губами, и я изо всех сил сосредотачиваюсь, чтобы запечатлеть его вкус в своем сознании.

Я позволяю своим пальцам пробежаться по щетине на его подбородке, наслаждаясь ощущением.

Не умирай. Ты должен выиграть войну и вернуться ко мне.

Когда он прерывает поцелуй и прижимается своим лбом к моему, я выдавливаю слова сквозь сдавленное горло:

— Я так сильно люблю тебя, Николас. Пообещай, что вернешься ко мне.

Его глаза находят мои, и на мимолетный миг в них появляется нежность.

— Я обещаю.

Я качаю головой. Это невыносимо – оставлять его.

— Ты заставил меня влюбиться в тебя, и теперь я не могу жить без тебя.

Его руки обхватывают мое лицо, и он запечатлевает нежный поцелуй на моих губах.

— Сорок восемь часов, и ты вернешься в мои объятия. Хорошо?

Несчастный вздох слетает с моих губ.

— Хорошо.

Николас берет сумку, которую я упаковала, а другой рукой берет мою, переплетая наши пальцы. Я прислоняюсь к его плечу, глубоко вдыхая его аромат, когда мы выходим из нашей спальни.

Внезапно останавливаясь, я высвобождаю руку и бегу обратно к кровати. Я хватаю подушку Николаса и, обхватив ее руками, иду туда, где он ждет.

— Так я все еще смогу чувствовать твой запах. – Мой голос хриплый, в груди переполняют опустошительные эмоции, глаза горят.

Николас обнимает меня за плечи, и мы идем по коридору, спускаясь по лестнице туда, где нас ждет группа мужчин.

Затем я вижу Джеймса, и становится почти невозможно не заплакать. На нем джинсы и футболка, и, если не считая бледного цвета его кожи, невозможно догадаться, что в него сегодня стреляли.

Мы останавливаемся перед Джеймсом. Николас передает мою сумку моему охраннику, затем говорит:

— Позаботься о Тесс.

— Ценой своей жизни, – отвечает Джеймс.

Между мужчинами проходит мгновение, затем Николас говорит:

— Я никогда не забуду, что ты сделал сегодня.

Джеймс кивает, затем берет меня за руку, отводя от Николаса.

Нет, я не хочу оставлять его.

Я не могу остановить рыдания, рвущиеся наружу, и мне приходится быстро моргать, чтобы в последний раз взглянуть на своего мужа.

Николас ободряюще улыбается мне, и после того, как наша маленькая группа вваливается в лифт, и двери начинают закрываться, он говорит:

— Se agapó, kardiá mou¹⁹.

Афина обнимает меня, когда с моих губ срывается очередное рыдание, потому что, возможно, это последний раз, когда я слышу от него слова ‘Я люблю тебя’.

Мое сердце. Я не могу.

Пожалуйста, не позволяй, чтобы с Николасом что-то случилось. Я не могу потерять и его.

_______________________________

Перелет в Швейцарию долгий и утомительный. Чтобы не сойти с ума, я суетилась вокруг Джеймса, чтобы ему было как можно удобнее.

Я дала Афине таблетку Ксанакса и тоже выпила ее, чтобы помочь пережить жестокие последствия случившегося.

Элиас и Крейг молчат, пока мы не приземляемся в Женеве.

— Слушайте сюда, – говорит Элиас, стоя посреди прохода. – Крейг возьмет на себя инициативу. Вы держитесь прямо за ним. Никто не умрет под моим присмотром.

Я помогаю Джеймсу подняться, а свободной рукой беру Афину за руку. Когда мы выходим из самолета, нам приходится бежать трусцой, чтобы не отстать от Крейга.

Мы все забираемся во внедорожник, затем шины визжат, когда Крейг увозит нас с аэродрома. Элиас поворачивается на пассажирском сиденье, вручая Джеймсу пистолет.

Хотя я сомневаюсь, что сицилийцам удалось проследить за нами через полмира, поездка проходит в напряжении, затягивая узел в моем животе.