Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Постоянно отказывая русской нации в «интеграции» в европейское политическое сообщество, Гитлер настаивал на «интеграции» экономики Востока в европейскую, с целью сделать его ресурсы доступными для Запада. Фюрер утверждал: «Совсем еще недавно было трудно представить, как может существовать в Восточной Европе большое государство с почти неограниченными природными ресурсами… в то время как густонаселенная Центральная и Западная Европа испытывает нехватку сырья, которое они должны импортировать. Мы должны отныне полностью открыть территории Восточной Европы, столь богатые сырьем, для густонаселенных областей европейского Запада». В обмен на это, рассуждал Гитлер, Россия станет обширным рынком сбыта для немецких товаров. После войны европейская промышленность «уже не будет больше нуждаться в иностранных рынках», потому что советские жители «настолько бедны, что все промышленные товары, начиная с простейшей стеклянной посуды, найдут там сбыт». Официальные планы предусматривали, что «оккупированные восточные территории всегда будут служить для Запада рынком сбыта продукции, требующей больших трудовых затрат…».

Восточная экономика призвана была обеспечивать постоянный рост благосостояния Германии. «Мой план, – говорил Гитлер своим сторонникам, – заключается в том, что мы должны воспользоваться всеми представившимися нам возможностями». В планах на будущее для советской промышленности не было места. Политика деиндустриализации отвечала интересам рейха и давала преимущества в экономическом плане. Как указывалось в Коричневой папке, эта политика «препятствует нежелательной концентрации местного населения в промышленных центрах; сама же промышленная продукция, результат интенсивного труда рабочих, остается в рейхе и старых индустриальных странах Европы, обеспечивая им достойный уровень жизни».

Требования момента

В то время как экономические цели не были основным побудительным мотивом для вооруженного нападения Гитлера на Советский Союз, для людей, заинтересованных в экономической эксплуатации Востока, настоятельные потребности в зерне, нефти и сырье были альфой и омегой оккупационной политики Германии. Работники экономических отделов, ответственные за использование ресурсов Востока, не были ни дипломатами старой школы, ни кабинетными экономистами, ни, наконец, экстремистами-догматиками. Взвешенно собирая и анализируя факты, военные экономисты за много месяцев до начала войны подсчитали, что советская территория к западу от так называемой линии «А – А» (Архангельск – Астрахань) даст достаточное количество ресурсов, чтобы восполнить возможную нехватку продуктов в военных условиях.

Согласно их мнению – и всей экономико-административной машины, начиная от Геринга и ниже – долгосрочные политические планы (будь то в интерпретации Бормана или Розенберга) зависели от насущных экономических требований войны. В части «А» Коричневой папки говорилось: «Непосредственная цель, имеющая наибольший приоритет… в отношении недавно оккупированных восточных территорий, – это выиграть войну, чему должны способствовать восточные территории, обеспечивая независимость Европы от поставок продовольствия и сырья. Эта непосредственная цель имеет все преимущества даже в тех случаях, когда необходимые меры, предпринимаемые для продолжения войны, входят в противоречие с намерениями в отношении будущего Восточного пространства (Ostraum)».

Наличие конфликта между догмой и практикой было признано в области экономической науки раньше, чем в других областях. Максимальная эксплуатация означает игнорирование долговременных преобразований в экономике и политике, которые Берлин был намерен провести. «Во время войны требования военной экономики являются высшим законом всей экономической деятельности на оккупированных восточных территориях». Розенберг и его сотрудники неохотно, но все же признали убедительность этого аргумента.

Германия испытывала острую потребность прежде всего в продуктах сельского хозяйства. «Согласно приказам фюрера должны были приниматься все необходимые меры для немедленной и максимальной эксплуатации оккупированных областей в пользу Германии». В 1939 г. запасы зерна в Германии превысили 7 миллионов тонн; к 1941 г. они значительно сократились, хотя согласно условиям торгового договора 1940 г. Советский Союз обязался поставить на следующий год значительное количество зерна. Накануне вторжения экономисты планировали, что армии на Востоке будут кормиться с захваченных земель, и рассчитывали на ежегодные поставки зерна в количестве 7 миллионов тонн с оккупированной немцами территории Востока. Берлин ожидал увеличение продуктивности на 10–20 процентов не на пустом месте, и это не было бы непосильной задачей. Этого было бы достаточно, чтобы покрыть дефицит контролируемой Германией Европы. То, что было действительно важным, так это не качество зерна, не будущая структура фермерского хозяйства и его общественных отношений, но количество своевременно собираемых зерновых.