Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Германия вторглась на земли Востока в полном неведении о тех политических и социальных проблемах, которые ей предстояло решать. Чисто экономические вопросы эксплуатации ресурсов новых территорий с неизбежностью должны были вызвать политические последствия. Неспособность немцев пойти навстречу интересам крестьянства и безжалостные реквизиции превратились в фактор политики, символом которой стала «последняя корова», отнятая по приказу Гитлера у советского крестьянина. Организационные проблемы сельского хозяйства в России были в любом случае достаточно сложны. Их стало практически невозможно решить из-за сложившегося отношения оккупационных властей и конфликта интересов немецких государственных деятелей, ставивших различные цели.

Что должно было быть первичным: накормить армию, накормить внутренний фронт, накормить голодавшее городское население на Востоке или накормить местного крестьянина, чтобы он трудился охотнее и давал больше продукции? Что было важнее: добиться максимальных показателей сельскохозяйственного производства или отправить в рейх больше «остарбайтеров»? Следовало ли способствовать будущей германизации, а возможную политическую оппозицию искоренить, прибегнув к жесткому контролю и сохранив колхозы, которые облегчали функции надзора и эксплуатацию? Или, может быть, лучше было бы позволить местному крестьянству реорганизовать и поделить коллективные хозяйства с немецкой помощью, завоевав тем самым его искреннюю поддержку, даже ценой временного падения производства? На все эти вопросы так и не был дан однозначный и окончательный ответ. Вместо этого был ряд компромиссных решений, принятых не по здравом размышлении, а под воздействием чистых эмоций и под давлением властных группировок в немецкой элите.

В организационном отношении наиболее серьезным был вопрос дальнейшей судьбы колхозов. Согласно статистике, около девяти десятых от их общего числа было переименовано в общины. Другие были официально преобразованы в земледельческие товарищества, и лишь очень незначительная часть хозяйств стали частными. В действительности, однако, многие общины вне пределов Украины и прилегающих южных районов России действовали как товарищества, имевшие личные земельные наделы, когда каждый убирал урожай самостоятельно, хотя и существовали известные ограничения со стороны властей. Даже Шиллер, один из творцов немецкой аграрной реформы, который временами был склонен положительно оценивать имевшиеся в этом деле достижения, признавал: «Вполне понятно, что военное положение не позволило сразу же организовать независимые семейные хозяйства. Политические и экономические следствия провала проекта по замене советской формы коллективного хозяйствования какой-либо иной организацией, отвечавшей желаниям людей, обрекли на поражение всю кампанию против Советской России».

Для Советского государства крестьянство продолжало оставаться главным источником проблем. Завоеватели, конечно, могли пойти навстречу некоторым умеренным требованиям крестьян. Даже в условиях немецкой оккупации проявлялся этот антисоветский потенциал наряду с упорным стремлением населения к местному самоуправлению, которое дало бы дорогу личной инициативе и покончило со всеми формами принуждения и террором, присущим колхозной системе. По правде говоря, реакция крестьян на перемены была различной. Большей частью она не отражала характерные особенности того или иного социального слоя советского сельского населения, но была ответом на изменения в немецкой политике. Притом что во всем остальном положение было одинаковым, враждебность местного населения была выражена сильнее там, где отклонение от норм советской колхозной жизни было наименьшим, то есть на Украине и в граничащих с ней южных областях. Наоборот, в областях Центра и Севера, и особенно на Северном Кавказе, немецкая аграрная реформа, значительно продвинувшаяся вперед, была более успешной с экономической и политической точек зрения.