Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

В результате появился поразительный образец того, что социологи называют толерантностью к неопределенности – которую так не выносит тоталитаризм. Ее боевым аспектом стала внутренняя война без правил – или, как назвал ее бывший чиновник рейха, «авторитарная анархия». «Основной чертой нацистской административной анархии являлось стремление каждого, кто чувствовал себя достаточно сильным, делать в своем секторе то, что ему заблагорассудится». Если тоталитаризм порой оправдывается с точки зрения повышения эффективности и координации, которых предполагалось достичь, то немецкий опыт, как это хорошо проиллюстрировал восточный вопрос, опровергает подобное допущение. Редко в государственном управлении тратилось столько усилий на столь хаотичную, но хорошо спланированную оргию взаимного причинения вреда друг другу.

Акцентировать внимание на множественности конфликтов, которые, в силу сложившихся обстоятельств, делают тоталитаризм чем-то недостаточно «тотальным», не значит умалять его влияние. Тем не менее важным и своеобразным аспектом тоталитарного государства и общества – по крайней мере, в их нацистском проявлении – остается то, что они включали в себя «мешанину частных империй, частных армий и частных разведывательных служб».

Как сказал британский историк Хью Тревор-Ропер: «…Безответственность правителя влечет за собой безответственность подчиненного; концепция общего благополучия теперь существует только в пропаганде; политика становится политикой феодальной анархии, которую может скрывать, но не может изменить личная власть неоспоримого деспота».

Можно утверждать, что такая борьба является необходимым и логичным продуктом разного рода разногласий. Как предполагает Тревор-Ропер, в условиях современной диктатуры в открытом обществе разногласия на вершине пирамиды власти занимают место общественного мнения. Безусловно, обсуждение и поддержка различных и даже противоречивых стратегий и тактик разными людьми и фракциями могут считаться благотворными и в конечном итоге могут послужить развитию, хоть и незначительному, творящей политику верхушки тоталитарного режима. Однако в случае нацизма различные ведомства – каждое с чувством собственной исключительной правоты и миссии – стремились одновременно навязать несовместимые политики, обращая мало внимания на то, что «официальная» политика (предположительно взгляды Гитлера) представляла собой практику, которая, вне зависимости от рассматриваемых проблем, имела свойство оказывать губительное воздействие на все предприятие.

Тоталитаризм, как предполагалось, зависит от источника огромной силы. Слабого тоталитаризма вообще не существует. Возможно, потому, что рейх не обладал ни достаточной живой силой, ни техническими средствами, необходимыми для реализации «тотального» контроля на оккупированном Востоке, ситуация там привела к более широкой вариации деятельности, большей независимости от диктата, более свободному экспериментированию и к большим злоупотреблениям, чем это было возможно в самом рейхе или даже в других, более жестко контролируемых «сатрапиях». Похоже, вариации оказались обратно пропорциональными эффективности нацистского контроля.

Как в свете этого всепроникающего внутреннего разногласия и скрытого братоубийства могла продолжать функционировать – и долгое время успешно функционировать – немецкая правительственная машина: государство, партия, полиция и армия? Возможно, частично ответ лежит в том, что большая часть дел правительства является рутиной, вопросами администрирования, а не политики, исполняемыми на более низких уровнях власти, укомплектованных, как правило, гражданскими служащими, специалистами или политическими назначенцами, не заинтересованными в радикальных политических переменах. Они тянут и тянут свою лямку; одни из них – слепо верящие оппортунисты, другие – всего лишь клерки, готовые поступиться принципами, которыми не слишком дорожат, третьи – просто невежественные или равнодушные люди.

В то же время военная машина также продолжала выполнять свои задачи, которые, по самой своей природе, были менее подвержены конфликтам, бушевавшим в гражданском секторе режима. Бесперебойная деятельность вооруженных сил помогала сохранить внешнюю видимость бесперебойности работы и успеха, которые характеризовали нацистское государство еще долгое время после того, как оно оказалось пораженным смертельным недугом.