Именно это осознание немецкой слабости побуждало Кубе предпринимать те запоздалые полумеры, чтобы завоевать доверие своих многострадальных подданных. Незадолго до своей смерти Кубе изложил свою новую тактику в подробном отчете Альфреду Мейеру, заместителю Розенберга. В нем он списывал недовольство общества в связи с неопределенностью немецких планов на будущее. В свете сомнений и регулярных отступлений от намеченного курса немецкие «радикальные меры» обернулись крахом. «Я считаю, – писал Кубе, – что проблемы на Востоке нельзя решить лишь военными средствами». Вместо этого он призывал к расширению местных вооруженных формирований и, по мере их роста, к дальнейшим символическим реформам, которые, как он надеялся, подарят людям чувство ответственности и участия в существующем режиме. Собственный конец Кубе продемонстрировал тщетность такого подхода.
Марионетки и патриоты
Первоочередной задачей для немцев стало найти замену Кубе. Одним из кандидатов на эту должность был Арно Шикеданц, назначенный комиссаром Кавказа, чьи мечты о величии испарились с немецким отступлением в начале 1943 г. Розенберг, уже и так воевавший со всеми вокруг, не решался назвать его имя. «Розенберг не хочет предлагать фюреру кандидатуру Шикеданца, – сообщил Бергер Гиммлеру, – пока не будет уверен, что тот приемлем для фюрера». Как и все остальные в СС, Бергер считал, что «назначение Шикеданца на должность в Минске будет неуместным».
Шикеданц не нравился Бергеру, так как последний хотел поместить на эту должность чиновника СС. Хотя Гитлер поначалу сомневался в том, что один и тот же человек сможет занимать должности генерального комиссара и генерала войск СС и полиции, он все же уступил, и бригадефюрер СС фон Готтберг стал новым главой Белоруссии, «единолично» объединив две позиции. Его назначение стало мерилом роста власти СС. В 1941 г. Розенберг опротестовал авторитет СС и полиции в своих владениях; теперь ему в качестве главного сатрапа был навязан офицер СС.
Сообщалось, что Готтберг в основном враждебно относился к белорусам, особенно к националистам. Действительно, некоторые из его помощников считали белорусский национализм всего лишь «выдумкой» и с радостью бы забыли о нем. Несмотря на то что Готтберг едва ли был кем-то большим, чем «вожаком разбойников», столкнувшись с реалиями Белоруссии 1943 г., он не спешил прибегать к «железным выводам», к которым на основании концепции «унтерменша» пришел Кох. Когда Готтберг пришел к власти, задачи были гораздо более прозаичными, но в то же время более злободневными, чем амбициозные планы и видения, с которыми Германия пришла на Восток. Минск становился вооруженной крепостью на партизанской земле; открытыми оставались только основные линии связи с Германией; сократились поставки сельскохозяйственной продукции; участились случаи нападений и убийств. Вскоре после своего назначения Готтберг отправился в Берлин на ряд конференций. Выслушав пронационалистические призывы в OMi, Готтберг признал, что его первым порывом было распустить Раду БНР, но затем он пришел к выводу, что необходимо продолжать поддерживать развитие белорусских националистов, чтобы заготовить почву для немецкого правления. По возвращении в Минск он решил пойти на «драматический» шаг.
21 декабря 1943 г., обращаясь к собранию активистов-националистов, он провозгласил создание Белорусской центральной рады (БЦР), совещательного органа, который заменял «Самопомощь» (БНС) и Белорусскую раду доверия и должен был стать «представительством белорусского народа в рамках существующего самоуправления». Его «права и обязанности» заключались в том, чтобы давать «необходимые и уместные советы» немецким властям и предпринимать «необходимые меры» в области образовательной, социальной и культурной деятельности. Президента БЦР должен был назначить Готтберг, и он же мог его уволить; все другие члены также назначались генеральным комиссаром по предложению президента.