Для Гитлера и Верховного военного командования важность Кавказа заключалась прежде всего в нефти Баку и Грозного. В своих довоенных планах Розенберг отмечал, что «главная, решающая задача» немецких оккупационных властей на Кавказе – предоставить рейху достаточные запасы нефти и топлива. Как заметил Гитлер, «Кавказ играет особенно важную роль в наших планах, потому что это самый крупный источник нефти… Если мы хотим заполучить эту нефть, мы должны держать Кавказ под строгим контролем. В противном случае враждебность среди живущих там племен, чреватая кровавыми междоусобицами, сведет на нет всякую возможность эксплуатации».
Гитлер подходил к Кавказу с практической, а не с идеологической точки зрения.
Меморандумы Розенберга, вероятно по предложению армии, включали в себя перспективу 99-летней «концессии» на Черноморском побережье Кавказа для немецких военно-морских и военно-воздушных баз. «Эта концессия по существу обладала бы характерными чертами автаркической военной колонии». Однако за этим единственным исключением планы Розенберга на Кавказе предусматривали политику, существенно отличавшуюся от той, которая должна была проводиться в славянских регионах. Всегда думая в первую очередь о политике, Розенберг совсем забыл, что в этой ситуации экономические соображения были в приоритете, и занялся своим любимым времяпрепровождением – перерисовыванием карты Востока в соответствии со своими собственными убеждениями. Давалось это ему легко еще и потому, что взгляды Гитлера подразумевали, что будущее Кавказа еще не было предопределено, и потому, что в отсутствие в этом регионе четкой политической программы эмигранты могли здесь оказывать большее влияние на германскую политику, чем в других частях Советского Союза. Из многообразных групп среди беженцев, которые продолжали свою деятельность в Западной Европе и на Ближнем Востоке, две сыграли особенно важную роль: тюрко-мусульманские группы и сторонники «Великой Грузии».
Тюркские и мусульманские элементы, сыгравшие важную роль во время войны, не были услышаны весной 1941 г., когда Розенберг и его сотрудники формулировали политику. К ним обратились лишь после того, как были одобрены первоначальные проекты. С другой стороны, грузинские эмигранты на ранних этапах оказали существенное влияние на нацистское мышление. Первое место среди них в качестве советника Розенберга занимал физик и геополитик Александр Никурадзе. Отодвинув свой «узкий» грузинский национализм на второй план, он стал добросовестным переводчиком теорий «больших пространств» Хаусхофера и, таким образом, смог создать амбициозную схему, обеспечивавшую немецкое господство в запланированной кавказской конфедерации, в которой грузины должны были играть ведущую роль. По его мнению, Грузия на Кавказе занимала то же положение, что и Германия в Европе: с точки зрения расы она была самым чистым и ценным элементом[41]
; с точки зрения географии она была расположена максимально близко к центру; с точки зрения политики она была наиболее способной и наделенной руководящей миссией.Розенберг принял эту концепцию оси Берлин – Тифлис. Уже в 1927 г. он утверждал, что так же, как был необходим союз между Берлином и Киевом, отделение Кавказа от России положило бы начало новой эре в германо-кавказских отношениях. В 1941 г. в планах Розенберга говорилось о том, что Кавказ должен стать частью санитарного кордона против России. Разрабатывая программу для будущего Кавказа, Розенберг повторил мнение Никурадзе о том, что главенствующую роль должны занимать грузины. Будучи «наиболее культурно развитыми», способными похвастаться тысячелетней культурой, «теми, кто, несомненно, производил наибольшее количество энергии», они должны были стать объектом особой заботы и попечения [Pflege]. Кавказ со столицей в Тифлисе должен был предоставить грузинам статус «своеобразных помещиков федерального правительства», причем его постоянным представителем должен был являться грузин.
Этот план по созданию крупного Кавказского блока под руководством Грузии не мог не вызвать протестов. В частности, судьба Армении[42]
неоднократно порождала конфликты. Сам Розенберг предупреждал, что у армян было «мало хороших качеств» по сравнению с их соседями. С точки зрения национальных предрассудков понятие «левантийские торговцы» наряду с евреями глубоко укоренилось в нацистских кругах, а расовые пуристы вместе с самим Гитлером были склонны рассматривать армян как неарийцев[43] – точка зрения, навязанная грузинскими шовинистами. Хотя армянские военнопленные и беженцы подвергались некоторой дискриминации, окончательный статус Армении остался теоретической проблемой, потому что немцы до нее так и не дошли.Кроме того, грузинский проект пришелся не по нраву тем кругам эмигрантов – а позднее заключенных, – которые симпатизировали Турции, России и Западу. По сути, эта схема целиком основывалась на презрительном отношении арийцев к «тюркам и татарам», по сравнению с которыми (по словам Розенберга и Никурадзе) грузины были «высшим» народом.