Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Немецкая двуличность едва ли смягчалась тем, что затягивание кампании в России потребовало отсрочки этих планов. Поскольку победа над советским режимом оставалась первостепенной задачей, «операции в Восточном Средиземноморье были неосуществимы до достижения Закавказья». С другой стороны, поскольку военные действия против Турции были совершенно нежелательными, «мы должны попытаться завоевать ее политическими средствами». Эти «политические средства» включали подчинение доктрины внешнеполитической тактике.

В конце октября генерал Али Фуат Эрден, бывший начальник Академии Генерального штаба Турции и член парламента, и Хусейн Эркилет, видный пантюркистский и прогерманский генерал татарского происхождения, прибыли в рейх в рамках официального визита, в который входил прием фюрера. Немцы стремились возродить воспоминания о немецко-турецком «братстве по оружию» во время Первой мировой войны и произвести на своих гостей впечатление экскурсией по Восточному фронту. По возвращении генералы подробно доложили обо всем президенту Турции, министру иностранных дел и начальнику Генерального штаба.

Под впечатлением того факта, что правительство Анкары попустительствовало пантюркистской пропагандистской деятельности Эркилета, министерство иностранных дел в Берлине призвало к продолжению усилий по обеспечению «доброжелательного нейтралитета» Турции. Заместитель министра Эрнст Верман утверждал, что западным союзникам нечего предложить туркам; следовательно, если Анкара заинтересована в укреплении своей позиции (и министерство иностранных дел, похоже, считало «укрепление» синонимом территориальной экспансии), Германия была логичным союзником Турции. Верман считал, что несмотря на то, что турки еще не выдвинули таких требований, они «в целом выступают за создание (по крайней мере внешне) независимых тюркских государств в Крыму, на Северном Кавказе, в российском Азербайджане – в последних двух как в частях Кавказского государства – и аналогичных государств к востоку от Каспийского моря».

Папен, будучи более реалистичным, признал, что Турция может попытаться сохранить нейтралитет с учетом того, что «тотальный крах… Британской империи – не в интересах Турции, [которой необходимо] поддержание баланса власти в Средиземном море, а не неограниченная гегемония Италии, которая могла бы возникнуть после полной победы стран оси». Поэтому Папен настаивал на сохранении немецкой «мягкости» по отношению к Турции: «Любая попытка преждевременно спровоцировать Турцию на активную демонстрацию ее позиции – потребовать у нее принять участие в войне или предоставить нам разрешение на перемещение наших войск через ее территорию – непременно приведет к переходу Турции на сторону противника».

Признание этой нестабильной ситуации привело к тому, что немецкие дипломаты и некоторые из их военных помощников стали выступать за уступки турецкой позиции: в отношении тюркских военнопленных, в вопросе о местном самоуправлении и в стремлении к более «просвещенной» политике в Крыму. Осталось предпринять еще один шаг – наладить сотрудничество Германии с протурецкими кавказскими эмигрантами, которые расширили свою деятельность после немецкого вторжения.

В то время как министерство иностранных дел надеялось таким нечестным образом заполучить политическую роль в советских делах, министерство Розенберга решительно противостояло его усилиям. Так возник конфликт по поводу Адлонской конференции, спонсором которой в апреле – мае 1942 г. выступил посол фон дер Шуленбург. Вопреки его стараниям возникла редкая коалиция крыла Бормана, враждебного по отношению ко всем представителям и дипломатическим службам беженцев, и школы Розенберга, выступавшей против этого начинания министерства иностранных дел.

Эту, казалось бы, неудачную смену курса ОMi можно было объяснить несколькими факторами, не последним из которых был ревнивый страх перед конкуренцией со стороны министерства Риббентропа; если бы беженцев наконец стали набирать в военные ряды, у Розенберга был бы свой собственный состав. Однако не менее важную роль здесь сыграла и его принципиальность. В отличие от некоторых дипломатов высшие должностные лица OMi были решительно враждебно настроены по отношению к протурецкой ориентировке. И снова злым гением, судя по всему, оказался Никурадзе. Две империалистические концепции – кавказского Groβraum[45], возглавляемого Турцией, и Кавказа под руководством Грузии – неминуемо привели к яростному столкновению. Шикеданца легко оказалось переманить на антитурецкую сторону, поскольку любое турецкое «посягательство» на германские «права» на Кавказе само по себе ограничивало будущую роль Шикеданца как рейхскомиссара. Розенберг вторил ему, добавив еще один аргумент: турецкие эмигранты были заподозрены в «демократических» мнениях и, следовательно, представляли опасность для нацистской цели.