На ранних этапах кампании планам Розенберга на Кавказе уделяли относительно мало внимания. В процессе обмена мнениями армия не особо возражала против них. Стратегия 1942 г. потребовала продвижения вглубь Ирана и Ирака, и Кавказ (наряду с Северной Африкой) был для этого чрезвычайно важным плацдармом, который армия рассчитывала контролировать. На тот момент можно было не обращать внимания на радикальные проекты по благоустройству Кавказа от «садоводов-любителей» из OMi.
От Анкары до Адлона
На Кавказе, в отличие от других частей Советского Союза, Германия была вынуждена считаться с заинтересованными третьими государствами, самым важным из которых была Турция. Правительство Анкары заняло неоднозначную позицию. Оно боялось и рейха, и Советского Союза. Стремясь укрепить свое положение на тот случай, если Гитлер одержит победу, Турция тем не менее поддерживала дружбу с Британией и Америкой, контролировавшими «дороги жизни» к Египту и Ирану. Гитлер давно принял решение о неизбежном завоевании или нейтрализации Турции; однако, руководствуясь здравым смыслом, Берлин поддерживал такие отношения с Анкарой, чтобы «преждевременно» не настроить турок против себя или, что еще лучше, переманить их на сторону стран оси.
Самые ранние военные планы Гитлера предполагали стремительное продвижение к Баку. Только после этого, по его словам, он собирался решить, «насколько важную роль стоит отвести Турции». После провальных переговоров с Молотовым в ноябре 1940 г. Гитлер приказал министерству иностранных дел избегать трений с Турцией, поскольку «проливами мы сможем заняться только после победы над Россией». И действительно, за три дня до немецкого нападения на СССР Берлин подписал договор о дружбе с Анкарой.
Немецкое вторжение в Советский Союз усилило интерес Турции к судьбе Кавказа и тюркских районов Советского Союза. Большинство государственных деятелей в Анкаре придерживались «мало-турецкой» формулы отказа от всяких стремлений к экспансии – точки зрения, которую Кемаль Ататюрк оставил своим преемникам в качестве аксиомы политической мудрости. В то же время другие политики – особенно многочисленные эмигранты из СССР, многие из которых добились видного положения в Турции, – питали особый интерес, во-первых, к ближайшим тюрко-мусульманским районам, то есть в Крыму и Азербайджане; во-вторых, к Кавказу в целом и, в-третьих, к судьбе советских тюрок.
Франц фон Папен, посол Германии в Турции и бывший националистский канцлер Германии, держал Берлин в курсе пантюркистских действий. В августе 1941 г. он сообщил из Анкары, что «…в свете успехов немцев в России турецкие правительственные круги все больше озабочены судьбой своих собратьев за пределами турецко-российской границы, и особенно судьбой азербайджанцев. Эти круги… судя по всему, хотят аннексировать этот регион, а особенно ценные нефтяные месторождения в Баку».
На самом деле мнения в Турции резко разделились. Среди тюркских эмигрантов группой, обладавшей самым легким доступом к Папену, была «Мусават», которая под руководством Мамеда Эмина Расулзаде стремилась к независимости Азербайджана. В отличие от сторонников более обширных пантюркистских государств и федераций ее представители продвигали более ограниченную формулировку, по которой азербайджанские националисты стремились «украсть» у Украины роль привилегированного примаса среди восточных национальностей в схеме Розенберга: «Германия должна уделять особое внимание формированию как можно более сильного государства на юго-востоке, чтобы держать Россию под угрозой со всех сторон. Украина не выполняет эту функцию в достаточной степени. Украинцы – славяне, и поэтому, как болгары и сербы, они могут в любое время осознать свое общее прошлое с Россией. С турками это совершенно исключено!»
Это едва ли было официальной концепцией турецкого правительства. Все, что Анкара осмеливалась сделать, заключалось в том, чтобы в частном порядке заявить о том, что она заинтересована в «справедливых устремлениях» советских тюрок, и предположить, что в будущем «можно было бы объединить народы Кавказа в одно буферное государство». Она решительно не хотела наживать себе проблем, притязая на кусок советской территории.
Действительно, планы самой Германии все еще находились в процессе разработки. Поглощенный победами, Берлин наметил свой путь на Ближний Восток с учетом любого исхода: «Если после победного завершения Восточной кампании Турцию можно будет переманить на свою сторону… то будет запланировано наступление в Сирию [и] Палестину в направлении Египта». Если же, с другой стороны, «сотрудничеством Турции невозможно будет заручиться даже после распада Советской России, то наступление на юг через Анатолию [Малую Азию] будет осуществляться против воли турок».