«Однако худшим из того, с чем мне пришлось столкнуться, – добавил он, – стало заявление господина Герварта фон Биттенфельда о том, что некоторые из господ в OMi, в частности Бройтигам и Менде, придерживаются той же точки зрения, что и министерство иностранных дел».
Взгляды этих людей преобладали, отчасти благодаря ключевым позициям, которые занимали их внутренние союзники. Хотя Розенберг официально одержал победу над Риббентропом, на практике его собственные планы так и не были осуществлены. Ключ к реальной политике остался у армии. Она наконец была готова к массированному продвижению на Кавказ, неоднократно откладывавшемуся из-за неудач на фронте. В конце июня 1942 г. войска группы армий «А», возглавляемые моторизованными и танковыми группировками, прорвались у Ростова-на-Дону в Кубань и далее на Северный Кавказ. Менее чем через два месяца они обосновались в долинах Карачая и Черкесии и продвинулись мимо калмыцкой столицы Элисты, почти до Каспийского моря, а также к югу от портового города Новороссийска, на побережье Черного моря.
Армия и Северный Кавказ
Из всех районов СССР под немецким владычеством Северному Кавказу приходилось лучше всего. Частично это объяснялось неславянским происхождением, что способствовало применению более «просвещенной» политики и принятию во внимание реакции турок. Не менее важным был и тот факт, что Северный Кавказ был оккупирован лишь в течение ограниченного периода времени и оставался под непосредственным военным контролем при тайном участии дипломатов, офицеров и некоторых из более реалистичных элементов в OMi.
Помимо того что ответственные ведомства в целом были более умеренными, чем приверженцы партии и СС, люди, назначенные на Кавказ – порой намеренно, порой по счастливому стечению обстоятельств, – являлись одними из самых политически проницательных в нацистской Ostpolitik.
Костяком армейского крыла, которое выступало за политику «дружбы» с завоеванными народами, был выдающийся деятель полковник Клаус фон Штауффенберг, который возглавлял штаб армии резерва ОКХ, а 20 июля 1944 г. совершил покушение на жизнь Гитлера. Ему как товарищу шуленбургской группы удалось добиться назначения бывшего атташе Шуленбурга в Москве, рожденного в России генерала Кестринга, на Кавказ в качестве инспектора кавказских коллаборационистских групп, а Герварт (Херварт) стал его адъютантом. Задумка состояла в том, чтобы сделать Кестринга генерал-губернатором Кавказа под военной оккупацией, поставив, таким образом, Розенберга и Шикеданца перед свершившимся фактом. Пока на Ближнем Востоке продолжались операции, ОКХ было уверено в том, что сможет предотвратить любую попытку OMi получить контроль над регионом. Кроме того, доктору Отто Шиллеру, специалисту по советскому сельскому хозяйству, который также служил в посольстве в России, было поручено реформирование сельского хозяйства на Кавказе; доктор Отто Бройтигам, бывший генеральный консул в Батуми, был назначен полномочным представителем министерства Розенберга при группе армий «А». Эта группа значительно отличалась от группы Коха, Лозе и Готтберга, господствовавшей в других регионах на Востоке.
Гитлер пребывал в некоторой нерешительности относительно политики на Кавказе. В противовес стараниям Риббентропа любые обещания или уступки восточным народам или Турции, «которые впоследствии невозможно будет осуществить», он заклеймил как ложные и опасные. Министерству иностранных дел, настаивал он, стоило «воздерживаться от всяческих разговоров о сотрудничестве» с покоренными народами. Раздраженный гражданскими лицами, особенно дипломатами и «экспертами по делам России», и с нетерпением ожидая дальнейших завоеваний на Ближнем Востоке, фюрер сиюминутно был готов признать, что ответственность за Кавказ должна взять на себя армия. В письме Риббентропу Ламмерс воспроизвел взгляды Гитлера: если бы Кавказ впоследствии стал совокупностью марионеточных государств под немецкой опекой, наказал Гитлер, OMi стало бы ответственным за управление им; если же, с другой стороны, кавказские государства, хотя бы формально независимые, будут иметь право на жизнь, то разбираться с ними будет поручено министерству иностранных дел. Ясно было только одно: по военным, экономическим и политическим причинам Кавказ не должен был оставаться частью России.