Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Генерал Вагнер, генерал-квартирмейстер, формально ответственный за управление военного командования, воспользовался отношением Гитлера, как только ситуация на Северном Кавказе определилась. Вооружившись разнообразными докладами, в которых подчеркивалась долгосрочная помощь, оказанная немцам коренным народом, и необходимость позитивного политического заявления, Вагнер призвал Гитлера сделать «публичное заявление о политических намерениях на Кавказе, гарантировать полную политическую независимость в тесном военном и экономическом сотрудничестве с великим германским рейхом». И действительно, 8 сентября Гитлер издал директиву, разрешавшую содействие марионеточным режимам коренных кавказских народов, а также полностью передававшую власть командующему группы армий «А» при условии сотрудничества с Герингом и Розенбергом. Теперь Штауффенберг, Альтенштадт и Бройтигам разработали подробное соглашение. Наконец на Кавказе стали применяться «такие термины, как свобода, независимость и сотрудничество». Более того, здесь, в отличие от всех других советских регионов, не должен был использоваться принудительный труд.

В соответствии с этим были переработаны пропагандистские директивы и инструкции, направленные немецким войскам, наступавшим на юг. Выдающейся в этом отношении была точка зрения генерал-полковника (впоследствии с 1943 г. фельдмаршала) Эвальда фон Клейста, командующего 1-й танковой армией, а затем всей группой армий.

«Командующий в звании генерала, – писалось в протоколе обращения Клейста, – опирался на приказ фюрера о том, что немецкие вооруженные силы сделают население своим другом… Лучшей пропагандой, как внутренней, так и внешней, является довольное и обнадеженное население, которое знает, что его ожидает лучшее будущее, чем при правлении царей и Сталина. Народ должен знать, что мы пытаемся сделать все возможное, даже если мы не в состоянии дать ему все, чего он желает… что у нас добрые намерения».

Клейст принципиально отказался проводить качественные разграничения между «горцами», казаками и русскими. «Они все нам пригодятся, – заявил он вопреки тезисам Розенберга, – и русские не исключение, поскольку каждый народ обладает ценностью… с этого дня мы больше не находимся в состоянии конфликта с местными жителями».

Эта точка зрения насквозь пронизывала директивы армии, которая обращалась к народу с заявлениями с обещаниями свободы и достатка, – но конкретное упоминание политической независимости по приказу Гитлера было запрещено. Немецким войскам было приказано:

1. Обращаться с населением Кавказа по-товарищески…

2. Не препятствовать горцам, стремящимся упразднить систему колхозов.

3. Разрешить повторное открытие мест поклонения для всех вероисповеданий…

4. Уважать частную собственность и платить за изымаемые товары.

5. Завоевать доверие народа образцовым поведением.

6. Приводить основания для любых жестких мер, затрагивающих население.

7. Относиться к чести кавказских женщин с особым уважением.

Между тем Шикеданц строил планы по своему праздничному входу в Тифлис и торжественному открытию своего «двора». Он уже отобрал себе сотрудников; за ним должно было последовать не менее 1200 человек. Его желание стать абсолютным хозяином было выше его интеллекта или даже уз верности Розенбергу. Шикеданц боялся, что военные «наведут на Кавказе беспорядок» и если и передадут его ему, то только после проведения политики неуместного либерализма. Поэтому он обвинил последователей движения, которое он назвал армейской ориентацией внутри OMi, в том, что они вступили в сговор с военными для проведения «сентиментального» курса. Опасаясь, что его обыграют, он потребовал, чтобы они предоставили ему всю переписку, относившуюся к Кавказу, в результате чего его стол был завален таким количеством бумаг, что он не успевал с ними разобраться.

Единственная поддержка Шикеданца исходила от сотрудников Никурадзе и тех нацистских чиновников, которые хотели получить высокие должности в будущей администрации Кавказа. Единственными аутсайдерами, готовыми работать с ним, были экономические ведомства: они тоже были нацелены на непосредственную эксплуатацию Кавказа рейхом и выступали против любых уступок народу. Эта общность мировоззрений, которая уже была подтверждена соглашением между Герингом и Кохом, была самым явным образом продемонстрирована в планах по использованию кавказской нефти. Розенберг, с самого начала «признав» настойчивость армии и управления четырехлетнего плана[46] касательно этих требований, предусмотрел назначение ответственного должностного лица, представлявшего экономические ведомства в качестве руководителя «нефтяной комиссии, действовавшей в авторитарной манере», который являлся бы «ближайшим сотрудником» Шикеданца. Герингу, который недолюбливал Шикеданца, в сотрудничестве с другими людьми удалось назначить на эту должность человека не от Розенберга, одаренного посла Германа Нойбахера. Нойбахер должен был быть «на стороне» рейхскомиссара, но не «подчиняться» ему в вопросах, касавшихся кавказской нефти.