Лист, на худоватой по краю, но зато без помарок, видел покупатель бумаги – жалобу на имя владычицы земель, королевы, о которой лишь тут, на площади чего-то узнал, от справщика вполне достоверное, с поддельной печатью штада и подписями двух лжесвидетелей,
Вскоре, не дождавшись ответа владычицы – заморской отписки на жалобу, как есть самочинно, думалось в какой-то денёк грамотоподателю, Парке штадтские затеяли суд;
Ладилось не в пользу Матвея, но потом, на беду как-то неожиданно, вдруг судьи, как один захворали. К счастью, показалось истцу – сразу же за тем, как, поохав троица судей губернатора, гуськом удалилась вызвали к разбору иных. Странно, – удивился мужик. – Но, да и спасибо на том, что сообразили прислать более здоровых, на вид; правильно; чем крепше, тем лучше;
Ай да молодец губернатор! – пронеслось в голове, было, приунывшего Парки вслед за появленьем в палате, где велось разбирательство надежных судей. Лихо, что приставил посредничать в беседах сторон с троицею новых служак нового, опять же толковника. Нанятого им накануне, русича, из местных отвел; как-то не особенно кстати. Но, да хорошо: не заставил сызнова платить за пособничество; как бы, помог.
И толмачил новоявленный, свеин, из каких-то людей второго бургомистра, не Пипера существенно хуже, часом, угождая ответчику, в ущерб ищее многие слова пропускал; вышло, ни во что не поставили его, русака. То же, приблизительно – судьи…
Кончили суждение за день. Пеню, восемнадцать ефимков – за напрасный поклёп, как приговорили в суде ставленники лжедобродетеля, принудив затем в слышанных словах расписаться под изображением льва с поднятым у морды мечом – выплатить в доход магистрата. Буде не захочет вносить пенязи, вещал переводчик, оные доправить кнутом, а коли и то не проймет взять двор,
Ну и справедливость! Как так?! Полный произвол, да и только. Местных урожденцев теснят, с ненавистью глядя на свеев рассудил селянин: с тем, чтобы дома отошли к финцам за какой-нибудь шлант, выходцам с корельских земель; силою сгоняют людей; «Двор – Инке? Станется, с таковских судов!.. запросто», – явилось на ум.
Худо, что свидетелей не было; не смог залучить; родичи, узналось как ехал к городу: в свидках не свидки, прочие, утупив глаза молвили, что им недосуг. Что за невезенье! разор!.. Было и не то и не так, противу того, что вещал рыночный писатель, нотарь. Свидетелей потребовал в суд главный, председатель – живьем… (Добавили б еще восемнадцать!) Лучше бы вообще не пытался жаловаться, сам виноват… Нечто наподобие сицего: струя на портки, ятая на встречном ветру. Где уж, там у нас, в королевстве, скажем поневоле хоть так полная, для всех справедливость!.. Силою добудем поклон. «Яз тебе ужо, погоди! Сам», – проговорил, уходя трижды потерпевший, истец в сторону толковника, Стрелки.
«Вот не ожидал! Почему? Чо эт-то?? – дивился ответчик, подобрав наконец, с длительной задержкою челюсть. – Чо же-тто сие означает: невиновен? Як так? Или же, вчистую оправдан? Двойственность какая-то, дичь! Право же то. Як понимай? – думал, отступая к дверям. – Ясно для чего заменили новыми предбывших судей: дабы угодить губернатору: хозяин! Зачем? Важно ль? Отвертелся, и ладно; мелочь. Не в пример поважнее сицего – зайти на кабак, с тем чтобы отметить глотком ренского нежданный успех… Прямо-таки шкуру дерут – за всё необходимо платить! По-разному; то больше, то меньше. Ну и живота: что ни день с водки на квас перебиваешься. Плати и плати, хочется того или нет… Пиперу бы так, бургомистру, взяточнику; то же – второй, Брюринга. За что посадил, Господи на шею таких?!..»
Выйдя из палаты на площадь, селянин огляделся: где же он, злочинец? Утек. След, как говорится простыл. Кроме полусонной собаки да спины вратаря, спавшего, быть может на лавочке вокруг – пустота… Кони за углом, в стороне.
Как же то теперь воевать?
Наподдав ком навоза, ляпнувшийся в створку ворот сельник сокрушенно поохал, выбранился и, постояв, хмурый как осенняя туча над Невою, поодаль где-нибудь, в конце октября от непроходимой тоски тронулся в ближайший кабак (тот же, между прочим куда только что внедрился толковник, с радости), но тут же раздумал: терпится; и с чем заходить? – выпьешь ли, когда в кошельке токмо-то всего и не более одиный как есть, чудом сохранившийся шлант. Но, да и за два не нальют; подлинно; занеже второй пенязины, попросту нет – кончились карманные деньги, в пору, как судья председатель, главный говорун, со товарищи ушли почивать (спали за дверьми, не в палате, – промелькнуло в мозгу сельника, но в той же избе) – вытратил, в обед на харчи. – С тем Парка, спрятав бесполезный медяк, чуть поколебавшись за ратушею, подле кружала двинулся назад, к пристаням.